Набат 2

Вторым пунктом размышлений Бехтеренко занимал спец-архив партии. Бесследно его умыкание не пройдет, и тысячи пожилых, обездоленных бонз бьют тревогу. Скромные бумажки выросли в цене неизмеримо, любой из упомянутых там респектабельных ныне господ за бумажку с его именем готов отдать все богатства мира. Они чужие, а жизнь своя. Или это полнейшее окостенение души, когда вольно отмахнуться от каких-то бумажек? Старикам — вряд ли. Вот арапчата Ельцина показали образец отмороженное™, у них запас времени есть. Им все роса, хоть… Хоть вели им Всевышний надевать по два презерватива: один на голову, другой на головку. Один — чтобы таких больше не видели, другой — чтобы таких больше не делали.

«Нет, — отметал подозрения Бехтеренко. — Здесь случай иной. И уж точно — случай».

Оставалось одно: Судских попал в ловушку. Обычную, природную. Если пока никто не объявил о принадлежности Судских к некой террористической организации, стало быть никто не знает, где он. Воливач не упустит случая доложить президенту о задержании Судских и даст понять, что из мятежного генерала выпотрошили все о готовящемся перевороте. Пока президент подыграл Воливачу с арестами персонала УСИ до выяснения обстоятельств, спрятал от расправы в самом видном месте.

«Иначе бы я сейчас парился в подземном каземате на Лубянке», — пришел к определенному выводу Бехтеренко.

Хуже другое: территория УСИ охраняется усиленными нарядами боевиков Воливача и милиции с казаками, попасть в здание нет никакой возможности, а в сейфе Бехтеренко лежит запечатанный пакет. «Если от меня в течение суток не будет известий, вскроешь» — так велел Судских. Сутки минули. Судских нет, пакет не вскрыт, его самого усиленно охраняют на квартире.

Всю ночь Бехтеренко провел без сна. Под утро подремал не раздеваясь, а выглянул в окно — топтунов с Лубянки не обнаружил. Это удивило и ободрило. Бехтеренко надел куртку, взял пакет и демонстративно спустился вниз. За молоком, мол. Остановят — вернется, пропустят — купит молока, сварит кашу. Старый холостяк решил привычек не менять.

В вестибюле его встретила домовая охрана из милиции. Трое вытянулись перед ним в струнку, прогнулись лебедем и отдали ему честь так классно, так слаженно, что Бехтеренко обиделся: менты насмехаться стали…

— Вольно, — бросил он, проходя мимо.

— Разрешите вопрос, Станислав Павлович? — обратился к нему старший наряда, сержант.

Бехтеренко остановился в ожидании вопроса. Вроде бы хамить не собираются, на лицах нарисовано большое почтение, да и стражей с Лубянки не видно.

— Вы теперь переедете из нашего дома? — спросил сержант и, видя, как постепенно звереет лицо Бехтеренко, поспешил дополнить вопрос информацией: — Указ президента вышел, вы теперь назначены вместо Воливача.

Бехтеренко опешил. Подарки разные бывают, тюк цветов, например, но зачем же тюком по голове? Взяв себя в руки, спросил:

— Как это милиция знает больше других?

— Радио слушаем, — подал голос второй милиционер. — В шесть утра ничего не было, а в семь сообщили.

— Поз-драв-ля-ем! — гаркнула троица слаженно.

Прогулка за молоком отпала.

В квартире трещали все телефоны, отключенные сутки назад. Всяк на свой голос, но явно с одной вестью. Бехтеренко взял трубку в прихожей.

Святослав Павлович? — услышал он низкий баритон после спешной просьбы не класть трубочку. — С вами будет говорить президент.

— Слушаю вас, — привычно подобрался Бехтеренко.

— Я вот тут осмыслил предложение Игоря Петровича и решил сделать рокировку на королевском фланге. С ноля часов вы председатель Федеральной службы разведок, а Виктор Вилорович принимает МИД. Поздравляю. За назначением — в Кремль на двенадцать ноль-ноль. Принимайте пост и… — Он замолчал, а Бехтеренко хотел было поблагодарить, пообещать рвение, старание и… — Поменьше глупостей, Святослав Павлович, поменьше войн с ветряными мельницами.

— Благодарю, господин президент, учту.

Он не успел спросить о Судских. Дали отбой.

Телефон тотчас затрезвонил. Подняв трубку, Бехтеренко услышал игривый голос Воливача:

— С тебя магарыч, Святослав Павлович! Это я рекомендовал тебя на свое место.

— Спасибо. Не рано ли хороним Игоря Петровича? — решил не миндальничать с ним Бехтеренко.

— Увы, Слава, — с дружеским участием говорил Воливач. — Игоря не вернуть. После вас мы обошли с собаками все ходы, даже самые секретные, и никаких следов. Нет его там.

— Но я-то знаю точно, он был там! — не сдержался Бехтеренко.

— Охолонь, Слава. Бери любых ищеек и разыскивай. Мне самому не дает покоя его исчезновение. Не делай всех врагами, не на кого опереться будет.

Такой откровенности Бехтеренко не ожидал. Хохлацкое упрямство потеснила хитроватость, хотелось прямо сейчас мчаться на Лубянку, одной рукой принимать дела, другой карать причастных, но победила третья натура — умение работать под дурачка. Он поблагодарил сдержанно Воливача и решил ближайших выводов не делать — не воевать с ветряными мельницами.