Набат

— Знания у тебя есть, — задумчиво говорил он. — Наверное, на уровне техникума. Опыта жизненного мало. Но ничего, это придет со временем. Я внимательно слушал все, что ты мне рассказывал, и проанализировал. Меньше на десять граммов горячись и будь более терпим к своим товарищам. Бригада у вас ничего, и бригадир, мне кажется, если посмотреть глубже… Можно с ним работать.

— Он злой, как черт.

— В каждом человеке сосуществуют злость и доброта. Иногда и от таких, как ты, зависит, что в нем победит.

На остановке в толпе Федор увидел мастера. Иван Александрович был одет по-праздничному.

— А вот и мы, — сказал Аполлинар Константинович. — У нашего юноши удивленные глаза? Объясни ему, пожалуйста, Иван Александрович.

— Я на несколько дней поеду в училище. Богдан знает. Приказал так директор. — Мастер был несколько растерян.

— Приказ, — подтвердил Аполлинар Константинович. — Будет заседание, собрание и так далее.

Не успели отъехать мастер и Фантомас, как около склада остановился «газик». По фигуре Федор узнал начальника участка Лихова, а второй, квадратный, едва не на полмашины, в длинном пальто, был незнакомый. Когда подошел к складу, узнал и его. Это был начальник управления Кардаш, который выступал перед ними в день приезда.

— Где люди? — спросил у Федора Лихов.

— На линии, ставят столбы.

— А ты чего бездельничаешь? — крикнул Лихов. Начальник участка сморщил лоб и расстегнул пальто.

— Надо взять проволоку, — ответил Федор.

— Садись в машину, с нами поедешь, покажешь, где работает бригада, — приказал начальник управления.

Они подъехали к линии от леса, неожиданно выскочив из-за кустарника, который подходил к самому полю.

Около одного столба валялись монтажные когти, ремни. Ребят не было, хотя день только начинался.

Лихов бегал, кричал, а Федор думал, где ребята. Около болота, на взгорке под соснвми, он нашел всю бригаду. Только не было Богдана.

— Там начальники приехали, — сказал он. — Надо работать, а то шуму будет.

— Ну и что? — вскипел Казакевич. — У нас бригадир есть.

— Надо идти, — сказал Третьяк. — Подумают еще, что мы бездельники. Богдан, наверное, спит. Тэкля говорила, что сильно пьян после вчерашнего аванса.

…Богдан лежал на кровати с мокрым полотенцем на голове и стонал.

— Чего?

— Начальник управления и Лихов приехали. Тебя спрашивают.

— Скажи — скоро буду. Что делать, знаете, вот и работайте.

Вышел Федор из дома, и горько стало на душе. Надо же было так случиться, что и мастер уехал. Подумают еще, что порядка нет: бригада не работает, бригадир пьет. «Не мы выбирали Богдана, а управление направило. Пусть они решают, как нам жить дальше».

…Линию на ровном и сухом месте они построили. Оставался участок, который шел через болото и лес. Самый трудный кусок. В последнее время что-то непонятное творилось с Яковом Казакевичем. Будто подменили парня. После работы никуда не шел, как обычно, а сразу ложился на кровать.

В чужую душу не залезешь, но понимал Федор, что есть у Якова какая-то причина. «А зачем мне все это? Что, мне больше всех надо, как говорит Третьяк, — подумал Федор. — Я такой же практикант, как и Казакевич, Макарчук, Криц. Ну, слушал внимательно Фантомаса, читал книжки… Он мастер, он получает за это деньги. Или что-то изменится в мире, если мы на день или на неделю позднее построим линию или если я буду делать то, что мне велят, и не больше».

— Ничего! — крикнул он. — Буду жить как знаю.

Старушка, которая шла ему навстречу, испугалась, перебежала на другую сторону улицы.

— Ни дня, ни ночи пьяницам нету.

В магазине много людей стояло за хлебом, но увидела Федора своими серыми глазами продавщица и, попросив соседку посмотреть за кассой, остановила его.

— Что-то не приходишь?

При солнечном ярком свете были видны морщинки около глаз, и Федору вновь, как тогда ночью, стало жаль этой женщины.

— Как жизнь? — спросил он.

— Как у графина. Не знаешь, кто за горло возьмет.

— Неужели так страшно…

— Страшно, страшно, мой миленький. Сегодня приходи, — шепнула она, руки в карманы и бегом в магазин.

Правильно, вечером он пойдет в гости к Татьяне и будет там каждый день. Красивая женщина, тепло и уютно в ее доме. Пусть живут как хотят Третьяк и Казакевич. «Моя жизнь — это моя, а не кого-нибудь другого. Да и жениться можно на Татьяне. То, что разведенка, родителям не скажу, а им главное, чтобы мне было хорошо. Брошу училище и…» Поднялось настроение у Федора, в голове слова Татьяны: «Сегодня приходи, приходи».

Небо было ясное, стоял ласковый майский день. Федор снял сапоги. Приятно было идти босиком по еще холодной земле. Над болотом пел жаворонок, и Федору показалось, будто он в родной деревне и вон там, за лозовым кустом, сейчас покажется Ясельда. Спокойно на душе, а что на линии начальники, так подождут. И вдруг вспомнил Федор слова Аполлинара Константиновича, усталое лицо Ивана Александровича, которые по-человечески говорили, видели в нем своего товарища, младшего друга. «Что-то быстро забыл все хорошее, что сделали тебе эти люди». Грустно стало Федору, будто кто-то подтолкнул его. Он забросил сапоги за плечи и побежал.