Набат

Джамбот удивленно вскинул на нее глаза, поднялись его широкие густые брови. Он подошел к ней, наклонился и дыхнул в лицо.

Взыгралось все в Анфисе: ну, чего она. Ударила костылем об пол.

Сын полуобнял мать, шепчет ласково:

— Ты за меня не бойся, Самохвалов я!

Дернулись плечи у матери, и он ткнулся лбом в ее плечо.

— Будет, маманя, родная ты моя.

Не выдержал, выскочил в сени. Санька тоже убралась на свою половину.

Повиснув на костылях, плакала Самохвалова.

3

Появилась на улице Анфиса не с самого утра. Санька ушла на ферму. Джамбот, слышала она, возился в сенях, ну а она все лежала в кровати, пока не раздались на улице голоса станичников, только не угадала, кто именно явился под ее окна. Делать нечего, раз явились, значит, она нужна и надо выбираться к ним, зря не притащатся.

На улице, пожелав всем доброго утра, стала ждать, о чем ее спросить хотят.

— Увезли Джамбота? — наконец поинтересовался Алексей.

Ну, теперь-то понятно, что привело станичников, а все же с притворным удивлением воскликнула:

— Куда?

Алексей уставился на нее молча, будто она должна объявить что-то необычное.

— А в милицию…

Засмеялась Анфиса искренне:

— Тю… Айда в хату!

— Пусть выглянет, — потребовал Лука.

И она громко позвала:

— Джамбот!

Дверь распахнулась, и в ней вырос сын:

— Ты звала, маманя?

Она махнула рукой:

— Не надо…

Станичники оживились, о другом заговорили, будто и не они только что спрашивали про Джамбота.

— Эх, в такие морозы деды на кабана ходили, забавлялись, — сказал Алексей, его не поддержали, но он с надеждой в голосе добавил: — А вернувшись в станицу с удачей, ставили ведро водки… Ведро!

С дороги в их сторону свернула «Волга», мягко переваливаясь, приблизилась к ним.

— Явился не ко времени, — с сожалением произнес Алексей.

— Будто знал, — откликнулся Лука.

— Кто бы это с петухами к нам?

— Илья Муромец, — съязвил Лука.

«Волга» бесшумно остановилась, из нее выбрался секретарь райкома, поздоровался с каждым за руку, при этом в глаза заглянул, на Луку же особо уставился, о чем-то своем размышляя, без предисловий проговорил:

— Все мудришь, Лука?

Тот недоуменно пожал плечами, в свою очередь спросил:

— А что, собственно, произошло?

Станичники обступили Луку, как бы укрыли собой, от того секретарь вспылил:

— Собрание сорвали! Невиданное дело.

Лука пояснил:

— Не согласны мы, чтобы было не по-нашему.

И сразу же к нему секретарь:

— Свою, выходит, политику гнешь?

Закурил Лука, самосад злой, кого хочешь принудит кашлянуть; секретарь на что свой, в станице вырос, и тот откинулся назад.

— Ежели кричать на нас будешь, так мы уйдем, — сказал кто-то.

Секретарь оглянулся, но лица у всех были сосредоточенно упрямы, не угадал, кто произнес это.

Смотрела Анфиса на секретаря и вспомнила, как надрала ему ухо в то далекое утро.

…Была последняя военная весна. Председатель велел ей вывести единственную в колхозе лошадь на берег реки, там, мол, трава раньше всего пробивается. Она исполнила указание… Щиплет лошадка травку. Откуда ни возьмись, налетела стайка пацанов, один из них и прыгни на лошадь. А та повалилась со всех четырех ног, придавила всей тяжестью озорника. Мальчишки врассыпную, а он орет.

Напомнить бы ему об этом? Да ну его, а то еще хуже получится, ишь какой ершистый заявился.

— Нам все одно кого в председатели, — тянул свое Лука.

Секретарь, видно, о том же намеревался завести речь, оттого обрадовался, что его опередили:

— В чем же тогда дело?

— Ты помнишь, — спросил у него дотошный Лука, — по соседству с вами Фрол жил?

Станичники засмеялись, правда, сдержанно.

— Ажин его с того света верни и поставь на колхоз.

Заметила Анфиса, как покраснели у секретаря кончики ушей, видно, нелегко ему стоило сдержаться.

— Да на такого, как ты, и его многовато, — попытался отшутиться секретарь.

Хохотнула Анфиса коротко, получилось громко, потому что секретарь посмотрел на нее из-под насупленных бровей.

— Это ты, Анфисия Самохвалова?

Она перехватила его взгляд. Секретарь покачал головой:

— Ухо и до сих пор горит, надрала на всю жизнь.

Снова смех добродушный.

— С характером она у нас.

— За характер ей орден отвалили!

Секретарь прошелся взад-вперед:

— Докладывали…

Лука сбил ушанку на одно ухо:

— А тебе обо всем докладывают?

Зыркнул на него секретарь, не утаил, что погасил в себе и на этот раз вспышку. Лука предусмотрительно отступил, однако дал понять, что нисколько ни о чем не сожалеет, и если потребуется, то скажет еще не такое.

— Просить я приехал вас, станичники.

— Народ проси, — уклончиво ответил за всех Лука. — Мы что…

В тот день в контору колхоза вызвали Джамбота и все его звено.

Сидят секретарь райкома, председатель, парторг, в коридоре толпятся станичники и Анфиса тут же.

— Ошибся председатель, что землю хотел изъять, с кем не бывает, Самохвалов? За свое он получит, будь уверен.

Это объявил механизаторам сам секретарь райкома. Ну, а звеньевой неожиданно для всех подытожил:

— Пусть при всем народе извинится.

Вышел из-за стола секретарь, надвигается на Самохвалова, в упор смотрит, будто выбирает, куда выстрелить.