Набат (ЛП)

Когда спустя час его позвали, художник двинулся вперед, тщательно соблюдая протокол. В детстве он брал уроки музыки и потому помнил, где в скрипичном ключе находится нота до. Невзначай подумалось: а что происходит с теми, кто промахнется мимо ноты? Неужели под ними распахивается люк, и они летят вниз, в воду?

Эзра медленно приблизился к фигуре, сидящей под величественной аркой. Простой стул, на котором сидел Набат, никак не тянул на трон. Стул помещался под балдахином, призванным защитить святого от буйства стихий, ведь мостовая, протянувшаяся к арке, обдувалась всеми февральскими ветрами.

Художник не знал, чего ему ожидать. Тонисты утверждали, будто Набат существо сверхъестественное — связующее звено между строгой наукой и эфирным духом, что бы эта чертовщина ни означала. Тонисты вечно несут всякую околесицу. Но как раз сейчас Эзру их ахинея не волновала. Если Набат укажет ему цель и успокоит душу, то он с радостью, не хуже любого тониста, станет ему поклоняться. На худой конец он хотя бы узнает, правдивы ли слухи, утверждающие, будто Грозовое Облако разговаривает с ним.

Но чем ближе художник подходил к Набату, тем больше его охватывало разочарование. Святой оказался вовсе не убеленным сединами мудрецом. Мальчишка-мальчишкой, худосочный, ничем не примечательный, в длинной груботканой тунике пурпурного цвета; оплечье со сложной вышивкой свисает с шеи, словно шарф, чуть ли не до пола. Вполне ожидаемо — вышивка изображала какую-то звуковую диаграмму.

— Ваше имя Эзра ван Оттерлоо, вы художник-монументалист, — проговорил Набат, выудив эти факты, по-видимому, из воздуха, — и вы хотите написать с меня фреску.

Почтение, которое Эзра чувствовал еще недавно, быстро шло на убыль.

— Если вы всеведущи, то должны бы знать, что это не так.

Набат заулыбался.

— Я никогда не утверждал, что всеведущ. Фактически, я никогда не говорил, что вообще хоть что-то знаю. — Он бросил взгляд на гостевой центр. — Кураты рассказали мне, зачем вы сюда пришли. Но другой источник раскрыл, что они хотят эту фреску и вы согласились написать ее в обмен на аудиенцию. Но я не стану требовать от вас выполнения обещания.

Ага, понял Эзра, дым и зеркала. Обычные тонистские трюки, ради привлечения последователей. Эзра видел в ухе Набата какую-то штучку. Наверняка ему туда что-то нашептывает какой-нибудь курат. Художника постепенно охватывало раздражение: какого черта он сюда приперся, столько времени потрачено зря!

— На фреске должны быть запечатлены мои свершения, — сказал Набат, — и тут мы натыкаемся на проблемку. Она в том, что на самом деле я ничего не свершил.

— А на фига ты тогда сидишь тут?

Хватит с Эзры церемоний и этикетов. Пусть выкинут его отсюда или, если уж на то пошло, сбросят с моста, ему плевать.

Набата, кажется, его грубость не рассердила. Он лишь плечами пожал:

— Сидеть здесь и выслушивать посетителей — это то, чего от меня ожидают. Ведь как-никак, а я и правда говорю с Грозовым Облаком.

— И с чего это я должен тебе верить?

Художник ожидал, что Набат опять уклонится от ответа, выдав вместо него очередную порцию дыма и зеркал. Банальностей вроде «надо взять судьбу в свои руки» и тому подобное. Но вместо этого парень посерьезнел и наклонил голову набок, будто прислушиваясь к своему наушнику. А затем заговорил с абсолютной уверенностью:

— Эзра Эллиот ван Оттерлоо — хотя ты никогда не пользуешься своим средним именем — когда тебе было семь лет, ты, рассердившись на отца, нарисовал серпа, который придет за ним, но испугался, что пожелание может исполниться, и порвал рисунок, а клочки смыл в унитаз. Когда тебе было пятнадцать, ты сунул брату в карман дико вонючий сыр — брат собирался на свидание с девушкой, которая тебе нравилась. Брату так и не удалось найти источник вони. Ты никогда никому не рассказывал об этом. А всего месяц назад, сидя один у себя в комнате, ты так налакался абсента, что будь ты смертным — загремел бы в больницу, но твои наниты защитили тебя. Вместо тяжкого бодуна ты проснулся всего лишь с легкой головной болью.

Тело Эзры внезапно ослабело. Он задрожал, причем вовсе не от холода. Этого кураты парню рассказать не могли! Это знало только Грозовое Облако.

— Ну что, хватит с тебя доказательств? — спросил Набат. — Или хочешь, чтобы я рассказал, что приключилось с Тессой Коллинз в ночь выпускного бала?

Эзра рухнул на колени. Не потому, что так велел какой-нибудь курат, одержимый правилами этикета, но потому, что Набат и вправду оказался тем, кем провозглашал себя, — истинным связующим звеном с Грозовым Облаком.

— Простите меня, — взмолился Эзра. — Пожалуйста, простите, что усомнился в вас!

Набат приблизился к нему.

— Встань, — велел он. — Не люблю, когда бухаются на колени.