Читаем Набег полностью

— Они уже идут, — вымолвил Ансгарий. Взгляд монаха был устремлен куда-то в стену, словно он видел сквозь земляную толщу нечто такое, от чего не мог отвести взор. — Тебе надо спешить…

Он замолчал. Грудь настоятеля тяжело вздымалась под длинной рубахой.

— Я не знаю, где мы… — Сигурд не был уверен, что Ансгарий слышит его, поэтому повторил громче: — Не знаю, куда идти, когда выберусь наружу…

— Иди вверх по реке, — отстраненно отозвался Ансгарий.

— Ты не дашь мне провожатого?

— Нет. Ты — воин, у тебя быстрые ноги. Без провожатого ты доберешься скорее. А мы будем молиться за тебя.

В чем-то настоятель был прав. Только не в том, что Сигурд ощущал себя воином.

— Иди. — Ансгарий махнул рукой двум монахам, стоящим у начала лестницы.

Те расступились, остальные уставились на Сигурда. Множество глаз словно ощупывали бонда, пытаясь рассмотреть, а что же скрыто внутри у этого толстенького, коренастого урманина? Под их взглядами Сигурду стало неуютно. Он сгорбился, шагнул к ступеням. Отвыкшие ходить ноги подвели: левая подкосилась, он пошатнулся, ударился плечом о стену. Стало стыдно. Закусив губу, Сигурд вызывающе вскинул голову, оглядел монахов. Над его неуклюжестью никто не смеялся, даже не улыбался.

— Поначалу не торопись, почувствуй землю, — негромко посоветовал из-за плеча Сигурда тот монах, что уговаривал его войти в лаз. Коснулся локтя бонда, доверчиво сунулся губами к уху, прошептал: — С Богом. Я буду молиться за тебя…

Не оглядываясь, Сигурд доковылял до лестницы, шагнул на первую ступень. Затем на вторую… Третью…

Он старался не смотреть вниз, поднимался по каменным выступам и думал о том, что не имеет права подвести этих странных людей, которые ни на миг не усомнились в его отваге. Никто из них не предположил, что, выбравшись наружу, Сигурд может попросту сбежать. Они верили в него так же нерушимо, как верили ему жители Каупанга — толстый Даг, трусоватый Магнус, резчик Арни и дряхлеющий безумец Хьяти…

Очутившись на последней ступени, Сигурд несколько раз разогнул и согнул руки, покрутил плечами, разминая мышцы, прикинул на глазок расстояние до дыры. Длинные, на вид прочные корни какого-то дерева раскачивались перед лицом, словно приглашая зацепиться за них. Сигурд поймал один, подергал. Вниз посыпались комья земли, древесная труха. Корень легко сорвался, повис в руке дохлой змеей… Кто-то из монахов ахнул, кто-то забормотал молитву.

Сигурд выпустил корень, взмахнул руками, изо всех сил оттолкнулся от ступеньки. Он ни о чем не думал, просто всем своим существом тянулся к светлому пятну над своей головой. Руки сами нашли опору, пальцы сами скрючились орлиными когтями, впиваясь во влажную, податливую мякоть земли. Сигурд навалился грудью на край ямы, заболтал ногами. Выбравшись, откатился в сторону, выдохнул…

Совсем недолго он лежал, глядя в мутное небо, слушая шелест веток над головой и ловя губами тяжелые дождевые капли. Ветер гулял в кроне старой ольхи, что росла прямо на речном откосе, возле лаза, гнул ее ветви, трепал кусты у ее подножия.

— Будет гроза… — прошептал Сигурд.

Звуки собственной речи вывели бонда из оцепенения. Он поднялся, сгибаясь под ударами ветра, подобрался к краю откоса, глянул вниз. Ветер гнал волны навстречу течению, — вода поднялась, грозя залить луга на далеком противоположном берегу.

— Вверх по реке… — сам себе сказал Сигурд, повернулся и побежал.

Он не успел. Не мог успеть — гроза застала его на полпути, обрушившись на спину грохочущими струями. Потом пошел град, такой сильный, что Сигурду пришлось снять рубашку и намотать ее себе на голову, чтоб град не повредил лицо. А когда вдали показался холм и едва различимая в дожде крепость, могучий бог помчался по небу в своей громадной колеснице, меча молнии, такие яркие и страшные, что Сигурд невольно замедлил шаг.

Город принял бонда молчанием. В дождевом сумраке Сигурда окружили мрачные дома, вылупились на него пустыми провалами ворот. Сигурд бежал, оскальзываясь и задыхаясь, путался в узких улицах, хватался руками за мокрые ограды. Пустота, мертвым кольцом сжавшая город, казалась незыблемой, как вечность, из которой нет выхода. В одной из луж Сигурд поскользнулся и упал. Он лежал, сглатывая залившуюся в рот грязь, сипел пересохшим горлом, слушал грозный хохот Тора и понимал, что опоздал.

Опоздал, потому что отсюда, с земли, сквозь щель в ограде, в блеске молнии он увидел пристань и маленькие смешные фигурки людей на ней. Люди бегали, сталкивались друг с другом, махали мечами, вскидывали руки и падали. Некоторые поднимались вновь, а другие оставались лежать, и чужие ноги наступали на них, как на обычные камни. Несколько кораблей горели, вернее, дымились, выплевывая в дождь черные клубы дыма. Огонь лишь изредка появлялся под этими клубами и тут же исчезал, покоряясь водяным струям. Люди бултыхались в воде, рядом с кораблями. В свете молнии их головы казались черными, как и вода вокруг, зато земля и те, что сражались на ней, отливали синевой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза