Пришлось остановиться, сбросить живую ношу на землю.
Коракша была вне себя от негодования — до нее стало доходить, что пришлая «кошка» намеревается просто-напросто стащить чужую добычу. И что она не собирается делиться… Карие глаза коракши сверкали, нахмуренный лоб разрезали две глубокие морщины, губы сжались, а меховые клочки недовольно приплясывали на покатых плечах. Рот коракши был приоткрыт, она издавала негромкие квохчущие звуки.
— Ладно… — Айша подняла с земли брошенное копье, покачала в руке. Копье было увесистое, без наконечника, зато с отточенным концом и тяжелым древком.
Коракша умолкла.
Айша повернулась к княжне, взяла копье ближе к острию. Краем глаза увидела сбоку движение, услышала шорох, — коракша тянула чан ближе к жертве.
Болотница подняла копье повыше, занесла руку. Коракша оставила чан, замерла, вытягивая шею и облизываясь. Не опуская копья, болотница резко развернулась. Тяжелые конец древка ударил коракшу по шее, хрустнул, разломился. В карих глазах женщины-вороны отобразилось непонимание, ее голова странно мотнулась к плечу, горло дернулось, пытаясь выдавить хоть какой-то звук. Так, дергая горлом и беззвучно раскрывая рот, она и осела к ногам болотницы, рядом с недавней пленницей.
Айша знала, что спустя недолгое время коракша придет в себя. Тогда…
Она не хотела думать, что будет тогда. Она вообще ни о чем не хотела думать. Втянула на закорки постанывающую княжну, протащила ее через молчаливый двор.
Вторая коракша по-прежнему сидела у ворот. Айша с княжной на плечах ее смутила. Отсутствие ушедшей с Айшей подружки смутило еще больше. Вытащив палец изо рта, она озабоченно пошарила взглядом по двору, затем встала, пошла вдоль забора, заглядывая в каждую ямку или закуток. Не дожидаясь, пока она отыщет свою подругу и поднимет шум, Айша выскользнула за ворота, побежала. Ноги княжны волочились за ней по земле, мешали. В груди клокотало дыхание, спина взопрела, пот проступал на лбу и струйками стекал на глаза.
Свернув с тропы, Айша стала карабкаться вверх по склону. Она уже не различала дороги — просто ломилась напрямую, наугад огибая возникающие из пелены перед глазами древесные стволы. Дважды она упала. Упав в третий раз, не стала вновь взваливать княжну на спину. Просто схватила ее за руки и потащила за собой, проламываясь сквозь мелкие кустики…
Лишь теперь до болотницы стало доходить, какую глупость она сделала. Рано или поздно коракши поднимут на ноги всю деревню. Звери могут простить многое, но кражу добычи — никогда… Они пойдут по следу любого обидчика, посмевшего хозяйничать в их угодьях, а уж тем более в их собственной норе… А Гюда? Да что Гюда?! От нее ведь почти ничего не осталось, лишь жалкая тень прежней княжны. Страх пережитого будет идти за ней по пятам до самой смерти, будет мучить ее ночами, преследовать днем, напоминать о себе чужими голосами… Ее душа так же высохла, как и ее тело. Несчастный комок страха и безумия, почти мертвый, — вот что Айша взялась спасать, не подумав об участи тех, кто ждал ее на вершине холма. Но бросить Гюду теперь тоже было бы неправильно…
От бессилия и собственной глупости хотелось выть.
— Дура… — рывками волоча за собой живую ношу, бормотала болотница. Споткнулась о спрятавшийся под мшистой кочкой пенек, упала на колени, разжала руки, закрыла лицо ладонями.
— Дура! Дура! Дура! — Слова получались глухими, таяли в плотно сжатых пальцах.
— Дура, — утвердительно произнес над ее головой хрипловатый женский голос.
Айша подняла взгляд. В нескольких шагах от нее, опираясь на палку, стояла Шулига. Рогатина палки упиралась в под мышку ободритки, два обрезанных сучка приподнимались над плечом. Вид у Шулиги был недовольный. Подле нее, возвышаясь над подругой почти на голову, стоял Харек. Рассматривал лежащую без движения княжну, щурил желтые глаза.
— Ну, и кто этот — ткнув концом палки в спину княжны, поинтересовалась Шулига.
— Княжна, — вместо Айши равнодушно, словно совсем не удивляясь нежданной находке, произнес берсерк. Почесал пятерней серые от грязи волосы, усмехнулся. — Дочь князя Альдоги…
Что делать со спасенной княжной, никто толком не знал. Как умела, Айша рассказала о деревне, о людях-зверях, о коракшах, не менее безумных, чем Гюда. Умолчала лишь о колодезнике.
Безумие княжны ничуть не напугало Харека. Недолго думая, он скрутил ей руки за спиной. Затем, подумав, затолкал в рот клок мха:
— Так!
- Нет, не так! — возмутилась Шулига. — Хватит с нас одной дуры. Вторую я за собой не потащу!
Первой дурой она называла Айшу. Несколько дней назад в планы ободритки входило спасение из плена приглянувшегося ей Харека, а вовсе не бестолковой маленькой ведьмачки, которая жаждала умереть. Но если с Айшей она в конце концов смирилась, то мириться с появлением еще одной спутницы явно не собиралась.
Пока Айша лежа на спине переводила дух, ободритка донимала Волка. Поддерживающая ее палка глухо постукивала по земле рядом с головой княжны, сминала мох.
— Смотри, какая тощая. Она все одно сдохнет…
Харек молчал.