Набег

— По ее следу пойдут духи… — По привычке ободритка именовала нелюдей духами. — А если оставим ее здесь, они не станут гнаться за нами!

Харек молчал.

— Ее надо оставить тут! Иначе они догонят нас и убьют. Ты хочешь умереть из-за этой… — замявшись, Шулига подыскала нужное слова, брякнула: — …бледной жабы?!

Харек молчал.

— Что ты молчишь?! Тебе все равно?! Или она тебе важнее, чем я?!

Доводов у Шулиги становилось все меньше. Им на смену пришел гнев.

— Ладно, коли таки — наоравшись вдосталь, угрюмо заявила она. Проковыляла куда-то, затем вернулась, направилась к княжне. Та уже очухалась — извивалась змеей, стараясь освободить руки.

Шулига пнула ее в бок, заставила перевернуться на спину:

— Я сказала, что ее с собой не потащу, значит, не потащу! Здесь сдохнет.

Костыль упал в мох рядом с Айшей, в руках у ободритки глухо щелкнула ременная петля. Айша вскочила. Поздно — незаметным, плавным движением Харек скользнул к ободритке, раскрытой ладонью ударил ее по щеке. Ударил не сильно, но низенькая Шулига шлепнулась на задницу, пискнула, схватилась за щеку. В серых глазах блеснуло негодование. Заранее зная, что будет дальше, Айша вновь рухнула наземь. Нужно было собраться с силами…

— Помолчи, — сказал Шулиге Харек. — Бьерн заботился о ней. Я чту память Бьерна.

Шулига всхлипнула, передразнила:

— «Бьерн… Бьерн…»! Одну взяли — «Бьерн». Другую — «Бьерн». А я как же?

Плакать она не умела, но, имея опыт совместной жизни с тремя мужьями, научилась понимать выгоду слез.

— Не любишь ты меня…

Подождав ответа, продолжила — влажно, с придыханием:

— Все бьешь меня… Ругаешь… А за что? Я и сама-то еле хожу, куда ж такая обуза? Оставь ты ее… Оставь…

Голос ободритки задрожал, наполнился горечью:

— Вот нагонят нас к ночи, что я буду делать? С такой ногой не убежать мне никуда, не спрятаться… Страшно мне… А ты… Ты…

Всхлипывания стали чаще.

Харек поднял брошенную рогатину, подошел к ободритке, присел, положил рогатину ей на колени:

— Надо идти.

Шулига перестала серпать носом, вздохнула, смирилась с неизбежностью:

— Надо.

Схватившись за руку берсерка, встала на ноги, сунула костыль под мышку. Деловито окликнула Айшу:

— Эй, ведьма! Хорош спать!

Подниматься болотнице не хотелось, — ноги у нее дрожали, кожа горела, а мох был прохладным и мягким. Айша надеялась, что до заката нелюди не покинут своей деревни. Но до заката лучше было бы уйти подальше от их логова…

Шулига подскакала к притихшей Гюде. Не стесняясь, с размаха ударила ее костылем по плечу:

— Вставай, ты, язва!

К удивлению Айши, княжна послушно закопошилась, принялась подниматься. Связанные за спиной руки мешали ей. Харек подхватил ее за ворот рубашки, рывком вздернул на ноги. Гюда замычала, забрыкалась.

— Оставь ты ее! — брезгливо сказала Шулига. — Не такая уж она и безумная, чтоб тут сидеть. Сама за нами потопает…

Всмотрелась в глаза княжны:

— Давай. Шагай… — И поковыляла прочь.

За ней, припадая на правую ногу, заскользил Харек. Следом двинулась Айша.

Пройдя с сотню шагов, болотница не удержалась — обернулась. Нелепо раскачиваясь и спотыкаясь на каждой кочке, княжна плелась за своими спасителями. Из-за скрученных за спиной рук ее плечи выпирали вперед, зеленый клок мха высовывался изо рта, ноздри раздувались. Бессмысленно преданный взгляд впился в коренастую фигуру ободритки.

«Как собачонка за хозяйкой», — подумала Айша. Внутри шевельнулась бестолковая человеческая ревность: «А ведь спасла-то ее я!»

Вылезший из земли корень подвернулся болотнице под ноги, цапнул за носок сапога. Нелепо взмахнув руками, Айша шлепнулась лицом вниз, ударилась лбом обо что-то твердое. На лбу тут же вздулась шишка.

— Чтоб тебя! — непонятно на кого выругалась болотница.

Встала, догнала Харека, зашагала рядом с ним.

Больше она не оборачивалась…

Около полудня они вышли к озеру. А нелюдей Айша почуяла ближе к вечеру, когда солнце стало уходить за верхушки елей, отражаясь в спокойной воде озера красными бликами. Шулига уверяла, что там, на другой стороне озера, начинались земли ободритов — ее родные земли.

— Кабы лодку… — Она тоскливо косилась на темную, едва различимую за водной преградой полосу противоположного берега.

За день они ушли далеко от деревни духов и очень устали. У Айши ныла спина и зудели ноги, словно под кожей копошились невидимые мураши, ободритка при каждом шаге морщилась, уже не в силах скрывать боль, а княжна отставала, даже когда Харек привязал ее на длинную веревку к своему поясу. О преследователях никто не вспоминал, а если и вспоминали, то не говорили. Но к вечеру в шорохе прибрежных камышей и в спокойном шуме леса Айша ощутила странную настороженность. Привычные шепотки речных и лесных духов стихли, словно устыдились чего-то, одинокая выпь принялась кликать на помощь свою родную сестрицу Кикимору, а в пении ветра послышалось чужое жаркое дыхание.

Нелюди окружали свою добычу.