Набег

Я подошел и посмотрел в каменную чашу, сплошь изрисованную: мифологические персонажи подводного мира в самых невероятных позах занимались любовью, держали в руках и плавниках винные кратеры, убегали друг от друга с эротическим подтекстом в движениях. Но я сразу даже не понял, чем все же хотела меня удивить Фаустина, пока внимательно не посмотрел на дно, освещая путь взгляду факелом. Бассейн был заполнен водой, приблизительно до колена, может, чуть меньше. В бликах этого искусственного мелководья темнела фигура двухметрового крокодила. Когда я поднес факел, он судорожно дернулся, по всей видимости, вырванный из сна.

— Его зовут Нигер. Этот замечательный экземпляр привезен с Нижнего Нила. Эй!.. — Фаустина несколько раз хлопнула в ладоши.

Рептилия задвигалась, делая большие махи хвостом так, что вода бассейна пошла бурунами.

— Проголодался, дружок. Потерпи до завтрашнего вечера. Крокодил не должен быть крупным, иначе убьет жертву быстро и просто. Нигер тоже переросток, но ничего: завтра ему подрежут сухожилия на одной из задних лап, поэтому догонять жертву ему будет сложнее. Вид детских мучений особенно притягателен и высоко ценится любителями венацио, но не как бойни, а как настоящей эстетики. Для этих целей больше всего подходят мальчики семи-восьми лет, у профессиональных нищих их покупают за вполне приемлемую сумму.

— А где же профессиональные нищие берут этих малышей? — Даже я, успевший привыкнуть к виду крови на арене, ощутил ледяной холод под сердцем.

— Ну, вариантов множество. Первое: банальное воровство из-под носа зазевавшихся родителей или безалаберных педагогов. Второе: свалка. Правда, при втором варианте приходится несколько лет растить мальчика, потому как на свалках в основном грудные младенцы. Непосредственно перед венацио мальчика тщательно отмывают от многолетней грязи, завивают и стригут волосы, обрабатывают ногти и привязывают к спинке крылышки. Получается розовый ухоженный амурчик. Потом его опускают в бассейн, где ждет не дождется Нигер, и…

— Фаустина, давай поговорим о чем-нибудь другом!

— Я тебя утомила своей болтовней? Прости! Если бы не эта неуклюжая Алорк, ты бы уже отлетал в блаженстве, а заодно и я.

— Я бы хотел сохранить силы для боя.

— Ты переел, и с непривычки тебя мутит. Бывает.

— Не только от еды.

— Согласна: гитоны не лучшее общество.

— Позволь мне уйти в казарму. А завтра встретимся.

— Ты… ты смеешь не принять мое предложение?! Безумец!

И тут я не поверил ей. Меня словно осенило. Ведь все просто, как то, что у человека две ноги и две руки. Конечно же, если меня завтра убьют, то слухи о благородной патрицианке и ее любовнике-гладиаторе, не успев начаться, умрут, зато она успеет получить свое. Хотя может ли такой человек, как Фаустина, бояться слухов? Нет, я имею дело с чем-то нетипичным, с какой-то патологией: она получает удовольствие от вида мучений и смерти своих любовников.

Поэтому я нужен ей сегодня, чтобы завтра она достигла пика своего изощренного оргазма. Бой можно подстроить как угодно, ведь здесь нет арбитров и третиариев, а хозяину выплатить приличную сумму, не рассказывая о неприглядных деталях. Я был убежден в своей правоте окончательно и бесповоротно. Мои мысли были почти на правильном пути, не учли только одного: Фаустина думала еще изощреннее.

— Хорошо. Дважды предлагать не буду. Но скажу: завтра тебя ожидает великолепный сюрприз! Можешь идти. Выход знаешь.

Когда я покинул гостеприимное жилище и наконец оставил за спиной большое двухэтажное строение, скорее напоминавшее в темноте чудовищного монстра, окруженное великолепным садом с живой изгородью, было уже хорошо за полночь. Легкий ветер нес со стороны пустыни мелкий песок. Римляне считают, что пустыня пахнет смертью, поэтому очень часто приносят жертвы африканским богам, думая, что те проявят благосклонность к пришельцам и не обрушат в минуты собственного гнева непогоду на их головы. Я, покрыв голову накидкой, заспешил к казарме, решив попытаться как можно скорее забыть весь этот вечер. Я научился не помнить, иначе давно бы потерял разум. Для этого нужно увлечь себя планами будущего дня, но никогда не забегать вперед очень далеко.