Глядя на нее, каждый вспоминает наблюдение Бальзака: «Природа вооружает все виды своих творений качествами, необходимыми для тех услуг, которых она ждет от них». Эта женщина до зубов вооружена красотой. Только обманывает природу: не для любви хороша ее красота, а для печали.
В любви рассеянна и неприветлива, словно повинуется нудной необходимости. Часто срывается на грубость, нетерпелива.
Музыка самообольщения убаюкивает мужчину, внушает мечты, а именно тут следует прислушаться к остаткам здравого смысла и вникнуть в назидательный подтекст убывающей интуиции.
Может ли она полюбить искренно и страстно? Безусловно, но с бальзаковскими оговорками: «…хотя и говорит, что любит, хотя она нередко даже думает, что так, как любит она, никто еще не любил, все же она не прочь попорхать, покружиться в вальсе, полюбезничать, пленить своими уборами, пожинать успех во взорах воздыхателей».
Чего у нее не отнимешь, так это умения добротную любовь превратить черт знает во что. Она притащит мужчину на нескончаемый парад унижений. Скоро несчастному все станет безразлично. Личный опыт продиктует очередную скабрезность: жизнь – коллекция печальных недоразумений и пошлостей. Это не новость, но станет очень грустно.
Паренек, на кого ты стал похожим? У тебя лицо человека, торгующего пирожками, который готов покончить жизнь самоубийством, если товар не понравится клиенту. Парень, стыд и позор.
Идеально поступить следующим образом: проводить ее до дома. Такси не отпускать. Вежливо открыть дверь. Попрощаться. Закрыть дверь. Поспешно замкнуть амбарный замок. Выбросить ключ. Перекреститься. И бежать. Бежать без оглядки, позабыв о такси, потому что оно очень медленно едет.
Не можешь так поступить. Все тоскуешь, все вымаливаешь ее любви. Ах и ох. Что же, и другой выход есть: можно, к примеру, покончить с собой. Верно, не очень удачный совет.
Давай покопаемся куриной лапкой в навозе иных рекомендаций.
Мужчина, каким бы дурнем он ни был, должен понять: в любви к такой не до мерехлюндий и церемоний. Главное: спастись и выжить.
Ты лучше переименуй себя, позабудь, как тебя зовут, подбери другое имя, к примеру Лодка, Дерево или Дурочка. Обязательно в среднем или женском роде, только не в мужском. Если ты до сих пор сохнешь от любви к этой женщине, имя тебе – Дурочка, а книга эта для мужчин. Вот тебе ответ, он же и совет.
Что же пора откланяться и закрыть за собою дверь. Вот ты был – а вот тебя нет.
Ну что же, мужчина-насекомое, спускайся со своего гексаподиума, хватит, отдефилировал.
Как все обидно – казалось бы, вот она птица-царица, в руках была. Упорхнула. Скандальная призрачность счастья подталкивает мысль героя К. Айхель к самой меланхолической тональности: «Не характерно ли, что слово „удовольствие“ употребляется в единственном, а слово „страдания“ – во множественном числе? Видимо, каждый человек обладает неповторимой способностью быть счастливым. И тысячью способов ощущать себя несчастным».
Ну конечно же, неувязочка вышла с множественным числом слова «страдания», но зато мысль звучит красиво. Перейдет к менее красивым мыслям.
Плоды твоих любовных экспериментов и начинаний выглядят несколько чахло и невзрачно. Привлечь внимание одной из таких женщин какими-нибудь факультативными посулами и обещаниями любить не легче, чем подавать знаки вертолету, сидя в темной глубине лисьей норы.
Вспомни, ты повел свою любовь в ресторан. Царица твоя как вошла, так тихо стало, все на нее уставились и все, как один, подумали: «У тебя ни шанса, приятель. Не на тот калибр замахнулся».
А тебе казалось все о’кей, дело в шляпе, что-то вроде того, что говорил К. Харт, «задирайте, девки, юбки, наш корабль заходит в порт».
Тебе бы бурно разрыдаться, а ты как идиот пыжился от счастья, хотя на твоей любовной истории такими большущими-большущими буквами уже был написан страх смерти.