Читаем Наблюдатель полностью

Мое знакомство с Майклом Янгом началось с заметки в FUSAC (эту ежемесячную газету с объявлениями знает – и презирает – едва ли не все англоязычное сообщество Парижа). Ее синий, патерналистски-самодовольный заголовок – символ безработицы, отсутствия крыши над головой, невезения и общей неустроенности. Бесконечная вереница крохотных квартирок, которые вам никогда не удастся снять, да три бессменные вакансии, так и сяк тасуемые верстальщиком: няня со знанием английского языка, официантка в кафе-ресторан и вездесущий «администратор, готовый стать частью веселой и безбашенной команды австралийского бара!». Стоило услышать «FUSAC» – как в голове тут же возникал образ настороженного домовладельца-экспата, готового немного сбросить цену, если вы увлекаетесь нетрадиционной медициной. Или младшего сына техасского бизнесмена, патлатого завсегдатая богемных тусовок, который приехал в Европу с мечтой о собственном журнале для поклонников творчества Джона Кассаветиса и теперь отчаянно ищет авторов (бесплатного) контента. Эта газетенка была динозавром доцифровой эпохи, из тех, на ком и выросла вся эта гиг-экономика.

Тогда же примерно у меня вошло в привычку подолгу бесцельно бродить по городу. Как на автопилоте, вновь и вновь возвращалась я в одни и те же места – туда, где уже бывала прежде, когда не чувствовала себя столь бесконечно бесполезной. Места эти созвездием рассыпались по Парижу, как пронзающие слои времени якоря, которыми я цеплялась за многочисленные вехи своей памяти. Они служили мне свидетельством того, что время – это не какое-то там линейно-кинетическое чудовище, в неудержимой гонке проносящееся мимо меня. После окончания университета прошло уже три года, и я металась из стороны в сторону, не зная, куда прибиться. Казалось, предел возможностей давно достигнут – словно моя многообещающая юность обернулась каким-то недоразумением, не более чем поводом для ложных надежд, ведь протекала-то она в провинции (а я, при всем отвращении к самой себе, была не лишена снобизма).

По понедельникам я выходила из дому в то самое время, когда все нормальные люди отправлялись на работу. Вместе мы спускались в лифте с последнего этажа. Как правило, это были мужчины в строгих костюмах и кашне, при дорогих портфелях, почти поголовно привлекательные – но неизменно подавленные и с мешками под глазами. Из динамиков доносились фрагменты произведений для струнного квартета (одни и те же три фрагмента по кругу, которые даже спустя годы то и дело всплывали у меня в голове, и я могла целый день мычать их себе под нос, не понимая, откуда они там взялись). Мы приветствовали друг друга кивком или полуулыбкой, а иногда я даже предпринимала вялую попытку завязать беседу («Fait froid aujourd’hui»[1] или «J’ai toujours cet air dans ma tete!»[2]), гадая про себя, что обо мне думает незнакомец. Может, решил, что я еще студентка, и его охватила тоска по беззаботной юности? А может, просто недоумевает, как эта жалкая особа оказалась в их респектабельном доме? Выходя из подъезда, мы коротко обменивались пожеланиями хорошего дня и немедленно удалялись каждый по своим делам, будто бы намеренно игнорируя один другого.

Улицы были переполнены такими же нормальными людьми. Я быстро проходила мимо них, словно у меня тоже был плотный график и внятный пункт назначения, преодолевала спуск и подъем к станции Аббес, шагала по улице Мучеников, потом поворачивала восточнее, к 10-му округу, без всякого плана и замысла, повинуясь одному лишь неясному инстинкту двигаться вперед и вперед, к некоему началу координат – Сене, магнитом тянувшей меня к себе. В то утро я словно сомнамбула миновала мост Искусств и оказалась в Сен-Жермен-де-Пре. На бульваре ощутила уже знакомый укол ностальгии, который и был конечной целью моих прогулок. Здесь, напротив бутылочно-зеленого навеса Les Deux Magots, в пестрой толпе туристов, я вновь могла притвориться студенткой. Свободную от какой-либо ответственности, меня влекло вдоль улицы Сен-Пер, к кафе, где молодые люди в синих рубашках и красных брючках, обладатели роскошных кудрей и безупречных скул, вели беседы о Европейском союзе и стажировках в Нью-Йорке. Там я пристраивалась где-нибудь в сторонке, ссутулившись и поглубже засунув руки в карманы, – точно незваная гостья на чужой вечеринке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Диверсант (СИ)
Диверсант (СИ)

Кто сказал «Один не воин, не величина»? Вокруг бескрайний космос, притворись своим и всади торпеду в корму врага! Тотальная война жестока, малые корабли в ней гибнут десятками, с другой стороны для наёмника это авантюра, на которой можно неплохо подняться! Угнал корабль? Он твой по праву. Ограбил нанятого врагом наёмника? Это твои трофеи, нет пощады пособникам изменника. ВКС надёжны, они не попытаются кинуть, и ты им нужен – неприметный корабль обычного вольного пилота не бросается в глаза. Хотелось бы добыть ценных разведанных, отыскать пропавшего исполина, ставшего инструментом корпоратов, а попутно можно заняться поиском одного важного человека. Одна проблема – среди разведчиков-диверсантов высокая смертность…

Александр Вайс , Михаил Чертопруд , Олег Эдуардович Иванов

Фантастика / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Фантастика: прочее / РПГ
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее