Наблюдатель

Затем Мушкин снова приблизился к двери. При взгляде на угрюмого полицейского в его голове тут же стали проноситься видения о том, что с ним будет, если его поймают. Первое, что его могло ждать – это предложение замять дело с помощью денег. Денег у него не было, по крайней мере столько, сколько они могли бы потребовать. Тогда они бы взяли его под стражу и допрашивали о том, где, что и как он доставал. И ему бы пришлось об этом рассказать, если у него, конечно, не появилось бы желания посидеть в тюрьме на пяток лет больше. А об этом рассказе вне сомнений узнали бы и те люди, которые и являлись его поставщиками. Он уже давно не водился с обычными уличными барыгами, теперь через нужных людей он связывался с настоящими акулами наркобизнеса, а такие ребята могут сделать очень многое с обычным парнем без влияния и связей. Мушкин повторно сглотнул и еще раз оббежал всю комнату, проверяя, не пропустил ли он чего-нибудь.

Добин совсем устал ждать. В нем все копилось раздражение. Он прекратил использовать звонок и стал просто стучать в дверь. После пары ударов послышался скрежет замка, и дверь открылась.

На пороге перед Добиным появился худощавый, но с небольшим жиром в области живота, высокий мужчина с заросшим щетиной, слегка желтоватым лицом, которое тот отчаянно пытался сделать дружелюбным, но прищуренные выцветшие голубые глаза выдавали в его взгляде смешанные друг с другом чувства презрения и страха.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе, – коротко и совсем неприветливо кинул мужчина. – Я – помощник следователя Владислав Добин.

– По какому вы здесь вопросу? – спросил тот, нервно потирая руки.

– Вы Григорий Мушкин?

– Да-а… Вам что-то от меня нужно?

– Вы знакомы с Дмитрием Троицким?

Это был всего лишь стартовый вопрос. Добин, конечно же, уже знал, что тот с ним знаком.

– Допустим, – ответил Григорий после промедления.

Добин тяжело вздохнул.

– «Допустим» мне не подходит, Григорий. Вы знакомы с ним или нет?

– Знаком, – тут же решил не испытывать судьбу Мушкин.

– Он обвинен в убийстве.

Губы Мушкина согнулись в дуге удивления.

– Я хочу задать вам пару вопросов, – продолжил помощник.

– Но я его не видел уже много лет.

– Все равно. Если чего-то не будете знать, просто скажите это. Я пройду?

– Хорошо. Только у меня, правда, не очень убрано…

– Ничего страшного. Я не брезгливый.

Мушкин захлопнул за прошедшим внутрь помощником следователя дверь.

Его квартира была однокомнатной и выглядела совсем по-холостяцки, можно даже сказать, что слегка аскетично, без каких-либо декоративных излишеств, помимо пары музыкальных инструментов, густой слой пыли на поверхности которых говорил, что их давно не брали в руки, и довольно-таки большого бара, который тут же привлек внимание помощника следователя. Мушкин с опасением покосился на бар, тут же отодвинул стул подальше от него, повернул его так, чтобы помощник следователя, сев, был отвернул от бара, и предложил его Добину. Тот кивнул и принял предложение.

Он официальным, утомительным тоном вкратце рассказал Григорию детали дела, которые они знали, и тот делал максимально сосредоточенный вид, хотя фокусироваться на сказанном ему удавалось с огромным трудом.

– То есть он сознался? – спросил Григорий, когда рассказ подошел к концу.

– Да.

– Тогда зачем вы пришли? Это…

– Вы что, хотите сами позадавать мне вопросы? – грубо оборвал его Владислав.

– Нет, простите…

– Я хочу услышать о Троицком от вас. Это важно для следствия. Понятно?

– Хорошо… Я… Я… – Мушкин отер пот со лба. – Я, честно сказать, просто… озадачен сказанным вами. Не представлял себе, что он может убить.

Ему было трудно говорить, он постоянно сглатывал накапливавшуюся во рту слюну и шмыгал носом. Это еще больше раздражало Добина, который помассировал виски и сказал:

– То есть вы не верите, что он совершил убийство?

– Ну, раз он сознался, тогда это, наверное, он, – пожал плечами Мушкин.

– Что вы можете сказать о нем? Что в первую очередь вам вспоминается?

– Да ничего особенного я про него не могу сказать. С ним у меня не связано ничего плохого, но и ничего хорошего тоже.

Григорий вообще был человеком, который почти ни о ком, кроме себя, не любил говорить хорошо.

***

Тогда, в двадцать четыре года, Мушкин был смазлив, худ и, при его росте, казался несколько андрогинным. Этой своей черты он нисколько не стеснялся и даже любил выставлять ее напоказ, надевая обтягивающие цветные футболки и брюки, впоследствии сильно пожалев о ее утрате с возрастом, огрубившим его лицо и тело. Он всегда был модно одет, на его лице в трех местах был пирсинг – в губе, и два в ушах – и пару колец, – дешевых, но производивших впечатление маленькой роскоши на не сильно сведущих девушек, – на безымянном и среднем пальцах. В его взгляде всегда читалась надменность, которую он и не старался скрыть, а светлые волосы были подстрижены в модную на тот момент прическу, челкой закрывающую лоб и ниспадающую на брови.

– Грэг, – представился он.

– Дмитрий, – ответил Троицкий.

– Я буду проводить собеседование… Если ты еще не понял. Иди за мной.

Его голос был скучающим.