Наблюдатель

— Что-то нашел? — насторожился Дол, когда я обернулся и снова на него посмотрел.

Я заколебался.

— Можно сказать и так.

— Ты знаешь, как открыть проход, — без труда догадался он. — Но не хочешь, чтобы я видел, как это делается.

— Скажем так: у меня появилась идея. Но я не уверен, что из этого что-нибудь получится. А поскольку эти знания относятся к вещам, открывать которые посторонним я не имею права, то передо мной стоит серьезная проблема.

Дол сперва нахмурился. Потом задумался. И наконец тряхнул головой.

— Валяй. В конце концов, мы с тобой одно дело делаем, а лезть в тайны Ковена мне по статусу не положено. Так что открывай, если у тебя есть мысль, как это сделать. А я не буду задавать вопросы и вообще, отвернусь, чтобы в случае чего мне не пришлось объясняться со своим начальством, а ему, в свою очередь, не пришлось оправдываться перед твоим.

В качестве доказательства своих честных намерений он даже зажмурился и отвернулся, для пущей убедительности прикрыв лицо рукой. Гарантия, конечно, так себе, но ничего лучшего в наличии не было. Поэтому я подумал, все взвесил и, повернувшись к парню спиной, все-таки вставил монету в расщелину, а затем и надавил, загоняя ее туда до упора и очень надеясь, что не зря это делаю.

Стоило источнику оказаться внутри, как за стенами что-то глухо зарокотало, а дверь протестующе скрипнула, заскрежетала и… с оглушительным лязгом захлопнулась окончательно. Но через пару томительно долгих тин дурная железяка все-таки передумала. После чего обе ее створки, поскрипев для проформы, снова уползли в стену, явив моему взору длинный, убегающий в бесконечность коридор, в котором, как по команде, стали один за другим зажигаться магические светильники.

Рельсы там, как ни странно, тоже нашлись. И оказались в таком же безупречном состоянии, как и в первом тоннеле.

— С ума сойти! — выдохнул Дол, когда я убрал монету и сообщил, что теперь он может поворачиваться. — Вот теперь верю, что тебя не просто так сюда прислали. Похоже, Ковен зря сеял панику и столько лет сетовал на вашего брата. Старые знания еще не до конца утрачены. И… хотт нас всех задери… кто бы знал, как я этому рад!

Глава 8

Спустя еще половину рина, изрядно запыхавшись и щедро вывозившись в грязи, мы все-таки поставили платформу на рельсы. Процесс перемещения на ней оказался до безобразия прост — рельсы и колеса у этой штуки были сделаны так, что трения практически не создавали, поэтому было достаточно один раз оттолкнуться, чтобы конструкция пришла в движение и медленно, зато уверенно покатилась вперед.

Правда, время и ржавчина на колесах все-таки сделали свое дело, поэтому наше передвижение сопровождалось омерзительным скрипом. Но с учетом того, насколько платформа сумела облегчить нам жизнь, гадостное, размеренное и отчаянно громкое «скрип-скрип» было вполне приемлемой платой за результат.

Поскольку от света я тоже успел отвыкнуть, то яркое освещение в тоннеле первое время доставляло мне неудобства. А вот каратель, напротив, довольно щурился и вообще, выглядел воодушевленным. Его не смутил даже тот факт, что где-то там, впереди, пряталась как минимум одна взрослая тварь, с которой нам вскоре предстоит столкнуться. Более того, когда примерно через четверть рина мы ее все-таки нагнали, и поисковая сеть повисла на улепетывающем некко наподобие ярко-синего плаща, Дол активировал тагор и с каким-то детским злорадством расстрелял ее, прямо-таки размазал по стенам, не слезая с платформы. А в ответ на мой озадаченный взгляд только отмахнулся.

— Здесь им деваться некуда — стены-то прямые. Нор нет, спрятаться негде. Так что трудности нас ждут, только если тварь попадется совсем уж здоровая.

— У тебя радиус действия тагора ограничен. И боезапас не бесконечен, — напомнил я.

— Ничего, прорвемся, — оскалился парень, заставив меня замолчать и подумать, что каратель мне попался какой-то неправильный.

Сколько ему? Лет двадцать? Двадцать два? В моем мире это еще даже не пик взросления, а так, всего лишь порог, за которым только-только начинается взрослая жизнь. Если бы не мама, я, наверное, еще долго оставался беззаботным оболтусом. Но жизнь распорядилась иначе, поэтому сейчас я взирал на веселящегося парня, совершенно не чувствуя себя его ровесником. Скорее, ощущая себя гораздо больше пожившим и много повидавшим человеком, для которого было странно видеть подобное проявление ребячества.

Впрочем, может, я и неправ. Может, в каком-то смысле даже хорошо, что Дол, несмотря ни на что, по-прежнему не разучился шутить и улыбаться. Быть может, если бы Шал был похож на него, то наши отношения с его матрицей сложились совсем иначе.