– Неужели никто из группы с ней не дружил? При всей застенчивости Карлы Робертс, должен же быть кто-то, с кем она сблизилась больше, чем с остальными.
Эллен задумалась.
– Вряд ли это можно назвать дружбой, – сказала она, – но, как мне показалось, с одной из женщин Карла действительно сблизилась больше, чем с другими. Иногда они перешептывались, во всяком случае. Но встречались ли после распада группы – я не знаю. – Она сделала паузу. – Лайза Стэнфорд. Ее случай особый. Ни вдова, ни разведенная – поначалу я не хотела ее брать. Лайза была замужем, но очень несчастна в браке. Ей не хватало решимости изменить ситуацию. Вот я и подумала, что занятия в группе помогут ей собраться с духом. Она присоединилась последней и часто пропускала встречи, что меня, признаюсь, раздражало.
– Она все-таки развелась с мужем?
– Пока навещала группу – нет. Не знаю, что стало с ней потом.
– Она рассказывала что-то конкретное о своей семейной жизни?
– Ничего конкретного. Лайза Стэнфорд тоже была молчунья. У меня о ней сложилось впечатление как о состоятельной даме, которая никак не может найти себе достойного занятия и периодически впадает в депрессию по этому поводу. А муж, конечно, во всем виноват, потому что не проявляет должного внимания… Может, я несправедлива, но мне не хватает сочувствия к богатым, скучающим дамам. Что-то с ней было не так. Я чаще жалела ее мужа, чем Лайзу.
– Что именно с ней было не так?
– Не могу сказать… аура, что ли. От нее исходила какая-то нервозность. Она не могла принять помощь, за которой к нам пришла. Может, я несправедлива… Такие, как она, фиксируются на своих проблемах только потому, что больше не на чем.
Филдер сделал несколько пометок в блокноте, после чего задал последний вопрос, хотя и понимал, что так не бывает:
– Имена Энн Уэстли и Джиллиан Уорд вам о чем-нибудь говорят?
– Нет, – ответила Эллен Карран.
Суббота, 9 января
1
Трейлер был около пяти метров в длину и трех в ширину. Отапливался он пропаном, и довольно хорошо, это Самсон должен был признать. Из удобств только самое необходимое, но непритязательному человеку некоторое время можно было здесь жить.
Из мебели имелся раскладной диван, стол, два стула. Что-то вроде кухонного угла с газовой плитой и раковиной, над которой висел бак с водой. Встроенный подвесной шкаф с пластиковой посудой и немудреным запасом продуктов – в виде чая, растворимого кофе, сухого молока, нескольких упаковок макарон и баночки томатной пасты. Душ и туалет умещались в крохотном отсеке. Теснота – как же Самсон это ненавидел…
Но выбора не предоставлялось, и за этот вариант на колесах он должен был благодарить судьбу. В тюремной камере хуже. Это Джон Бёртон привез его сюда. Его Самсон тоже ненавидел, хотя должен был благодарить. Джон Бёртон оказался единственным, кто поддержал его в несчастье и, похоже, даже не считал виновным. Самсон пытался подробнее его об этом расспросить, но Джон отвечал, что, пока ничего не доказано, он ничему не верит. На большее в данный момент Самсон рассчитывать не мог.
В охранном бюро Джона Бёртона свирепствовал грипп, и это совершенно сбило рабочий график. Трейлер, где жили охранники строительной площадки, временно пустовал.
– Располагайтесь, – сказал Джон. – Пока холодно и идет снег, на стройке никого не будет. Все-таки безопаснее, чем «Завтрак и постель» в привокзальном отеле в Саутенде.
Самсон был рад выехать из гостиницы, но прожил на стройке три дня и снова затосковал. Из окна обшарпанного номера он мог по крайней мере наблюдать хоть какую-то жизнь, благодаря чему не чувствовал себя напрочь отрезанным от мира. Но здесь, на одной из многочисленных строительных площадок Южного Лондона… Раздвинув грязно-серые шторки, Самсон видел похожий на руины силуэт недостроенного здания на фоне низкого зимнего неба, пару подъемных кранов и множество таких же вагонов, со спрятанными в них запчастями к технике и строительными инструментами. Последние составляли объект охраны.
Сейчас все это было покрыто снегом. Дождь и слякоть, наверное, были бы хуже, но белое безмолвие внушало чувство опустошения. Тишину нарушали только крики птиц. Людей Самсон не видел. Абсурдность ситуации в том и заключалась, что он ждал появления людей и в то же время боялся их. В его положении люди означали опасность. Он должен быть счастлив, что выброшен сюда, на край света, где нет ни единой живой души.
Сколько это еще может продолжаться? В тот день, когда Самсон выбрался на прогулку – обошел строительную площадку, бросая птицам черствый хлеб, вдохнул полной грудью морозный воздух, – он понял, что это надолго. Вдруг пришло осознание глубокого душевного кризиса, возможно, даже депрессии, в которой он увязал, как в трясине. В этот момент Самсона настигло чувство, что его злейший враг не полиция – опасность сидит в нем самом.