От ее очень содержательного ответа мне ничего понятней не стало, но я предпочел согласиться с ее диагнозом, чем усугубить положение тупыми вопросами… тупыми на ее взгляд.
Разведка вывела на цель, и их артиллерии пришел конец. Мы пошли навстречу и врубились в мясорубку. Было страшно, я абсолютно не понимал, кто свой, а кто чужой, учитывая, что повязки у всех были белые и матерились все на русском, даже черно- и желтокожие. Сбоку появился Ахмед, я ему кивнул и улыбнулся, при этом, не забывая выискивать глазами врага. Вот видимо из-за этого и пропустил тот момент, когда дружелюбный чечен, которому я жизнь спас, вдруг бросился на меня. Я чисто рефлекторно ушел под удар. Дай бог здоровья моему тренеру по боксу, куда я ходил аж целых шесть месяцев. Видимо только благодаря его стараниям по выработке у меня безусловного рефлекса, камень, зажатый в руке Ахмеда, просвистел мимо моей головы. Вот сука. Мы боролись в грязи, с переменным успехом. То он бил меня по голове здоровой рукой надетой в тактическую перчатку, то я пытался его оглушить зажатой у меня в руке гранатой… ГРАНАТОЙ! У меня же есть граната. Если вы видели в кино, как герой мужественно вырывает зубами чеку, так вот, это чушь, так не получится. Я это знал и поэтому даже не пытался. Но уже через пару минут я лежал обессиленный, а спасенный мною Ахмед, пытался меня задушить. Если бы у него нормально работали две руки, мне бы уже пришел конец. Но я понимал, что и так долго не продержусь. А так как терять мне было особо нечего, и при этом было обидно, что меня сейчас убьет человек, которому я спас жизнь, и получил из-за него пулю. В общем, я решился, полностью перестал сопротивляться, расслабился, освободил руку и дотянулся до гранаты. А потом крепко, крепко обнял его за шею, прижимая к себе. Ахмед все понял, задергался, но я держал крепко. Обнимал как в последний раз. И в этот момент в поле моего зрения появились берцы, их хозяин наклонился, и, приставив ствол к голове моего недруга, сделал одиночный выстрел. Оттолкнув от себя тело, я посмотрел на труп. Сука, Ахмед, ты что наделал. И только потом вспомнил… Граната. Оглянувшись и не увидев ее рядом, в прыжке сбил с ног ротного, прижал к земле, замер, ожидая взрыва. Полежав подо мной несколько секунд, Батя поинтересовался:
— Педагог, мы как, будем воевать, или у тебя начался брачный сезон?
— Граната!
— Какава-такава граната, — ротный легко отодвинул меня и встал на ноги.
Треснула автоматная очередь, и в тот же миг время как будто замедлилось, Батя стоял, всматриваясь в землю вокруг нас, а пули медленные как шмели долетали до него и исчезали, я видел это собственными глазом, а ротный не обратив на стрельбу никакого внимания повернулся.
— Пошли, устал ты, сейчас парни зачистят, и будем закрепляться. Он резко повернулся и пошел в расположение, при этом чуть не снес пернатого, висящего у его правого плеча.
Спать я не мог, повалявшись пару минут на лежанке, не выдержал, встал и пошел к Бате. Ну а к кому мне еще было идти. Не с ребятами же делиться. И так многие уже думают, что у меня фляга свистит. Хотя с вечно пищащими счетчиками Гейгера, гарью, полумраком, запахом горелого мяса и ожиданием, что тебя придут убивать, крыша поедет у любого. Я постучал и сразу попытался войти. У Бати было занято, вокруг стола сидели пара ротных и комбат собственной персоны.
— Зайди через час, — махнул рукой Батя.
Час так час. И я пошел бродить по расположению. Народ отдыхал. Кто-то курил, кто-то дышал, сняв некоторую часть амуниции. Ну а я себя накручивал. Что происходит? Как понять? Что делать? Этот Ахмед сука, я из-за него глаз потерял, а сегодня он меня чуть не убил, а в итоге умер сам. Что за хрень? Может у него тоже психика не выдержала. Да нет, он не похож на того, у кого крыша едет. Да и Батя своего бы не пристрелил. Он каждого человека бережёт. Тут что-то другое.
В офицерский блиндаж я вошел уже на нервах, наметив жесткую линию разговора. Но Батя меня опередил, спросил ласковым не предвещающим ничего хорошего тоном.
— А почему ты врага звал по имени, друг твой? Знакомый?
Сказать, что я опешил, значит, ничего не сказать, и из-за этого распсиховался еще больше. Меня понесло и совсем не в ту степь.
— Какой друг, какой враг, это же Ахмед, ты же его знаешь, мы же на прошлой неделе вместе наступали, ты еще его хвалил. Мы тогда еще синими были.
— Синими? Ты был синим? — У Бати опасно сощурились глаза.
— Я был, ты был, Ахмед был, мы были, а теперь мы зеленые. А завтра еще какие-нибудь. Все это чушь, нет никаких цветов и различий, посмотри, посмотри на свою повязку, — Батя недоуменно посмотрел на свой рукав потом опять на меня, — Она не имеет цвета, она белая, и у меня и у тебя и у Ахмеда и у тех парней, что сегодня легли по всей территории. Нет цветов, нет различий, нет причин для того чтобы мы убивали друг друга. Назови мне хоть одну причину?
Батя, покачал головой.
— Причину? Они враги.
— А почему они враги? Может, стоит у них спросить, почему они нас убивают.
— Потому что мы враги, а вот тебе нужно показаться медикам, видимо совсем с головой плохо.