Наблюдатель

Помимо раны на голове, все тело Эвелин Пенри было изрезано ножом. Некоторые порезы казались поверхностными, другие — более глубокими. Из каждой раны вытекла кровь, а следовательно, их нанесли еще до того, как сердце перестало биться.

Ее пытали, прежде чем убить, проткнув ножом мозг.

Я посмотрел на детектива и заметил, что в комнате нет Кэролин. Меня это обрадовало, хотя совершенно ясно, что она уже все видела.

— Сначала он получил удовольствие, — сказал я, снова взглянув на труп и склонившись над ним. Я больше нигде не заметил следов крови. — Он напал на нее здесь и сразу принялся за работу.

Мои слова не особенно впечатлили детективов. Я не понимал, что им нужно от меня. До сих пор не мог понять, зачем меня сюда позвали.

— Как он вошел? — спросил я.

Сначала никто не ответил. Я не ждал, что они проникнутся ко мне симпатией, и меня это не тревожило.

— Как он вошел? — повторил я вопрос.

Макдермотт пожал плечами:

— Никаких следов взлома. Он либо открыл замок, либо девушка сама впустила его.

— Сексуальное насилие? — Я старался не смотреть на Кэролин, которая вошла в комнату.

Макдермотт покачал головой:

— Он просто хотел сделать ей больно.

Я встал и посмотрел на детектива.

— Вы же не думаете, что она сама впустила убийцу?

— Ванная. — Он оставил вопрос без ответа. — Мы нашли там кое-что.

Я повернулся и осторожно прошел в ванную. Свет уже был включен. Сначала я посмотрел на пол, затем на зеркало. И увидел свое отражение, а также дьявольскую фразу, написанную красной губной помадой:

Я не один.

Я отступил назад и покачнулся. Посмотрел на полицейских, которые, казалось, по-своему истолковали мою реакцию.

— Вам это о чем-то говорит? — спросила Столетти.

Я сделал паузу, постаравшись осознать увиденное. Внутри у меня все сжалось.

— Вам нехорошо? — спросил Макдермотт.

Я прошел мимо них и снова взглянул на Эвелин, затем осторожно присел на корточки, чтобы внимательнее осмотреть ее раны. Такая молодая. Не знаю, сколько ей лет, но у нее еще многое было впереди. Умная и амбициозная. Я вспомнил, что сказал ей во время нашей последней встречи, как попытался отделаться от назойливой журналистки. Мы всегда сожалеем, когда расстаемся с людьми нехорошо, говорим им неприятное. Но теперь у меня оказалось еще больше причин раскаиваться в том, что не выслушал ее.

— Нож с выдвижным лезвием, не так ли? — Я посмотрел на них. — Убийца использовал его?

— Верно, — отозвался Макдермотт.

— Откуда вы узнали? — подала голос Столетти.

— И это не первая жертва.

Никто ничего не ответил — по крайней мере вслух никто не произнес ни слова, — но мне было достаточно выражения на их лицах. Детективы переглянулись.

— Она вторая жертва, — сказал я. — Была и первая. Верно?

— Верно, — кивнул Макдермотт. — А какое оружие использовалось в том случае?

— Нож для колки льда, — ответил я.

Судя по его взгляду, я понял, что прав.

— Что за хрень… — пробормотал он.

Кэролин протиснулась между детективами:

— Это какая-то другая песня, Пол?

Я встал и посмотрел в ванную. Сердце в груди бешено стучало.

— Песня та же. Это второй куплет. Вторая строфа.

Народ против Терренса Диметриуса Бургоса

Дело № 89-CR-31003

Август 1989

Первый помощник прокурора округа Пол Райли вставил кассету в кассетоприемник, нажал кнопку воспроизведения и стал читать текст стихотворения. Он был напечатан на щитке, который установили в одном из специально организованных оперативных центров, где рассматривалось дело Бургоса. Тайлер Скай, лидер группы «Поджигатель», заорал под свирепые аккорды гитары так называемую вторую строфу песни «Некто».

Вторая строфа, несет проклятие она, гимн гнусной ненависти и извращенности…

После вступления гитара и ударные заиграли одновременно, а голос Тайлера Ская стал изрыгать, выплевывать непрерывный поток жестокой лирики с такой скоростью, что человеческий слух просто не мог разобрать слов.

Нож для колки льда, какая грустная судьба, он молился, чтоб смерть была быстра.

Финский нож так хорош, проткнет череп — и глазом не моргнешь.

Бритвой по горлу — чистое бритье, умоет кровью смерть ее.

«Трим-метр» — хорошая пила, мозгами болельщицы раскрашена стена.

Мачете по темени, у него не было времени, сам почему не знаю, но я все желаю, я все мечтаю, что мозги кому-то вышибаю.

Кухонный нож в сердце… и что ж, ни борьбы, ни желаний, ни ненависти. Я испытание прошел.

И на седьмой день успокоение нашел.