Наблюдатели

Все это может быть основано на доселе не известных науке энергиях и взаимодействиях. Надо перестать думать об этом, поскольку современной научной базы не хватит для изучения подобного феномена.

Впрочем, почему же перестать? Ведь сам теоретический аппарат как раз и может сложиться в процессе исследования неизвестного феномена, который и описывается при помощи этого аппарата, поэтому я мо…

24

Меня болтает, меня трясет. Я то в упругое плечо Жана ткнусь – горячее, то в мягкость обивки – прохлада металла за ней. Машина движется медленно: пробка, пурга… Мой любовник нервничает, тихо матерится.

Ловлю себя на том, что так и подумала о Жане: любовник.

Мысли мои так же толкаются в черепе туда-сюда, как я в салоне машины.

Еду я в машине с любовником, мужа убивать еду. Это плохо.

Но тут вспоминаю, как Микров на моих глазах с другой кончал… И думаю, что правильно: надо его убить.

Думаю, что Микров закашляется, как этой водочки глотнет, глаза его выпучатся, глянет он в зеркало, а там – другой, пучеглазый какой-то человек… И не хочу я его, этого пучеглазого убивать.

Думаю, что Жана люблю, что впервые в жизни мне с мужчиной так повезло… А муж мешает. Значит, надо его убить.

Но вспомню, какой Микров трогательный, как жалко его, когда он с похмелья болеет… И, значит, не надо его убивать.

Но смерти этой он и не почувствует даже. Так, закашляется и все… И больно не будет ему.

Ничего, Микров. Все решено, Микров. Я убью тебя, Микров. Я не больно тебя убью.

25

Интересно, как чувствует себя человеческая особь, пораженная таким паразитом? Наверное, у нее должны возникать какие-то провалы мышления, когда ее мозгом завладевает постороннее существо, назовем его – «Наблюдатель».

Но если у женщин вообще нет мозгов, то чем же тогда завладевает Наблюдатель? Стоп. Как мы знаем, мышление женщины устроено следующим образом: женщина использует для этого процесса мозг своего мужчины. Получается, что Наблюдатель овладевает не мозгом моей жены, которого, в сущности, нет, а моими собственным мозгом. Грубо говоря, Наблюдатель находится не внутри жены, внутри меня. Да убоится жена мужа своего!

Гм… Это все действует спирт.

Вот и выход. Эскалатор. Нет ничего чудеснее девушек на эскалаторе… Перед глазами как бы медленно вращается бюст девушки, создавая иллюзию плоскопараллельного движения.

Гм… Бюст девушки! Напиши где-нибудь такое, а потом объясняй, что имел в виду бюст в скульптурном, а не в скабрезном смысле.

И еще эскалатор оставляет надежду, что нижняя часть девушки не такая привлекательная, как верхняя. Это и есть пресловутая женская тайна. Чтобы комфортнее себя чувствовать, мы должны знать или хотя бы надеяться, что женщина, навсегда не твоя, все-таки наделена каким-то изъяном…

На улице снегопад. Снег падает крупными медленными порциями, словно кто-то верхний разорвал в клочья любовное письмо… Цветочница Лиза стоит за его строчками, издали смотрит на меня. Ну что ж! Пора познакомиться с нею поближе…

Я подхожу, указываю на цветы за стеклом.

– Лиза, я бы хотел выбрать один крупный махровый цветок для девушки примерно твоих лет.

– Один?

Ее голос оказывается неожиданно писклявым.

– Суть подношения как раз и заключается в его уникальности, эксклюзивности, так сказать…

Она не понимает, о чем я говорю, пожимает плечиками… Думает, наверное: что это за пургу гонит тут старый пердун? Я и сам знаю, что смехотворен перед нею, мерзостен. Она думает, что я бедный, что мне жалко денег на целый букет. Разумеется, она права.

– Я бы мог забашлять за весь твой ларек, но один крутой бутон может рассказать о любви больше самого навороченного букета, – так я пытаюсь, неуклюже используя современный сленг, загладить свою вину, но тут соображаю, что девушка ее поколения (а я уже в них немного разбираюсь) под словом любовь подразумевает секс, а под словом бутон – невесть что, наверное…

Лиза смотрит на меня, пытаясь понимающе улыбнуться. Эх, знала бы ты, как я прикалываюсь с твоей ровесницей – мало не покажется… На вашем языке, опять же.

Я осматриваю цветок, вручаю девушке деньги.

– Это тебе, – говорю и протягиваю розу обратно ей в руки.

Она смотрит непонимающе, сейчас улыбнется, расцветет… Она почему-то зыркает по сторонам, потом наклоняется ко мне. Я уже знаю, что сейчас будет, чувствую, как натягивает лицо отвратительная вымученная улыбка…

– Оставьте этот цветок себе, – тихо говорит Лиза, потом, чуть громче:

– И не смей мне тыкать, урод! Я сейчас Шамиля позову. Мало не покажется.

Я продолжаю паршиво улыбаться, будто кто-то более сильный, неприкосновенный, ударил меня по лицу у всех на глазах.

Я поворачиваюсь и иду. Меня трясет. Снег залепляет глаза.

Я трезвый, спирта как не бывало. Все, сгорел, переварился, едва организму потребовалась энергия – на бессильную злобу и стыд.

И вот, энергии мало. Я заплетающимися ногами заворачиваю к спиртной палатке. Вижу, как бы глазами Лизы – жалкого старика, у которого ноги веретеном, путаются в полах его светлого пальто. Но боковым зрением замечаю: Лиза больше не смотрит в мою сторону…