Наблюдатели

II

Как только Эйлсбери-Пайк остался позади, Николас Уолтерс понял, что имел в виду Бойл, когда описывал здешнюю местность. Дорога шла в гору, и по обеим ее сторонам все чаще попадались заросшие шиповником каменные ограды, теснившиеся к самой обочине; большая их часть была разрушена, и выпавшие камни валялись тут же, у подножия стен. Затем дорога начала петлять среди холмов, минуя рощи старых деревьев, густо увитые куманикой изгороди, заброшенные поля и пастбища, — этот край действительно оказался пустынным. Время от времени Николас замечал одинокие фермы, такие древние, каких он ранее не встречал на пути из Бостона; на многих из них лежала печать безысходной тоски и запустения; впрочем, в архитектурном смысле они были Николасу весьма интересны, ибо много лет назад у него появилось хобби — делать фотографии различных зданий, а фермерские дома, расположенные недалеко от дороги, хотя и были довольно убогими, обладали любопытными элементами декора, еще не известного Николасу. На уцелевших фронтонах некоторых строений виднелись какие-то рисунки, которые вполне можно было принять за каббалистические знаки, хотя, возможно, это было и не так. То и дело попадались остатки дворовых построек — полуразрушенные навесы, коровники, амбары. Впрочем, среди заброшенных ферм иногда встречались и обжитые, ухоженные дома в окружении пастбищ со стадами скота, засеянных полей и каменистых лугов со скошенной травой. Николас ехал медленно. Само настроение, атмосфера этого края придавали ему какое-то странное очарование. Николасу казалось, что все это он уже видел раньше, когда-то очень давно; в нем словно заговорила память предков. Разумеется, память не могла перекинуть мостик из его настоящего в прошлое, ведь тогда ему было всего два года! И все же некоторые виды, пейзажи, повороты казались Николасу удивительно знакомыми. Над долинами нависали округлые холмы; леса были темными и такими густыми, словно в них ни разу не раздавался стук топора или визг пилы; на вершинах многих холмов виднелись странные, поставленные в круг высокие каменные столбы, вызывавшие в памяти древние плиты Стоунхенджа, кромлехи Девона и Корнуолла.^[3] Иногда поверхность холмов разрезали глубокие овраги, через которые были переброшены грубо сколоченные деревянные мосты, а на открытых местах поблескивали воды реки Мискатоник, верховья которой, судя по дорожной карте, находились западнее Данвича, откуда река, извиваясь, протекала через долину и уходила дальше, к Аркхему. В Мискатоник вливалось множество мелких речушек и ручьев — возможно, их образовывали бившие на холмах ключи; а один раз в поле зрения Николаса сверкнул бело-голубой водопад, каскадом низвергающийся с темных склонов.

Холмы нависали над дорогой с обеих сторон, но среди них время от времени попадались просветы, за которыми виднелись болота и луга, а иногда и фермы — или то, что от них осталось. В целом ландшафт выглядел удручающе — сплошь гряды холмов с каменными нагромождениями на вершинах и жалкие, заброшенные фермы. Все здесь создавало впечатление разрыва как во времени, так и в пространстве; и если вокруг Бостона кипела и бурлила жизнь, то местность в районе Данвича казалась отделенной от него сотнями лет и громадными расстояниями.

Окружающая атмосфера действовала на Уолтерса каким-то странным образом; он и сам не мог объяснить каким. Земля, через которую он проезжал, его и притягивала, и отталкивала, и чем дальше он забирался, тем больше ему передавалось царившее вокруг настроение. Чувство, что он здесь уже был, становилось все сильнее, хотя мысли об этом вызывали у него улыбку. Уолтерс не волновался и не тревожился, ему было просто немного любопытно. Он знал, что подобные впечатления характерны для всех людей и видеть в этом какие-то предзнаменования и тайны могут лишь люди неграмотные и суеверные.

Внезапно гряда холмов закончилась, и он въехал в довольно широкую долину, где находилось селение Данвич — на противоположном берегу Мискатоника, между рекой и Круглой горой. Через реку был переброшен ветхий мост, осколок далекого прошлого, к которому явно принадлежало и все селение. Гниющие мансардные крыши, разрушенные, опустелые дома и церковь со сломанным шпилем — вот что бросилось в глаза Уолтерсу, когда он переехал через мост. Это был край полнейшей нищеты и запустения, где даже редкие мужчины и женщины, попадавшиеся ему на улицах, казалось, были источены и состарены чем-то большим, чем само время.

Остановив машину возле полуразрушенной церкви, которая, по всей видимости, использовалась в качестве магазина, Уолтерс зашел внутрь, чтобы узнать у стоявшего за прилавком угрюмого владельца дорогу к своей будущей собственности.

— Усадьба Эберата Уэйтли, — повторил хозяин магазинчика, уставившись на Николаса, при этом его рот задвигался, а толстые губы начали причмокивать, словно человек пережевывал заданный ему вопрос. — Вы — его родич, да? Родич Уэйтли?

— Мое имя Уолтерс. Я приехал из Англии.

Владелец магазина, казалось, ничего не слышал, разглядывая незнакомца с живейшим интересом и любопытством.