Наблюдатели / Watchers

МЕРФИ. Клянусь Богом. Эти маленькие ямочки на локтях. Я любил эти ямочки. И форму рук. Остроту локтей, и ямочки, и маленькие костяные выступы, и белизну кожи. А ее кисти. У нее были прекрасные кисти. Я любил ее кисти. Мне всегда хотелось целовать ее кисти. (Пауза. Он опускает бинокль). И что мы собираемся сделать с этим парнем?

АНТОНЕЛЛИ. А как ты думаешь?

МЕРФИ. Я не знаю. Поэтому и спрашиваю. Ты думаешь, я говорю только потому, что мне нравится слышать собственный голос?

АНТОНЕЛЛИ. Да.

(Пауза).

МЕРФИ. Ты думаешь, скунсы кажутся вонючими другим скунсам?

АНТОНЕЛЛИ. Естественно.

МЕРФИ. Тогда как они выдерживать спаривание друг с дружкой?

АНТОНЕЛЛИ. Как женщины могут выдерживать спаривание с тобой?

МЕРФИ. Я тебе расскажу, если такое когда-нибудь случится.

АНТОНЕЛЛИ. Скунсы кажутся вонючими другим скунсам, но им нравится. В этом секрет жизни.

МЕРФИ. Ага. В этом, значит? (Пауза). Скажу тебе правду, Джой. Иногда я ненавижу эту работу.

АНТОНЕЛЛИ. Кто-то должен ее делать.

МЕРФИ. Почему?

АНТОНЕЛЛИ. Не знаю. Так все устроено. Ты всегда можешь уйти.

МЕРФИ. Если я уйду, ты будешь мертв до того, как успеет пернуть свинья.

АНТОНЕЛЛИ. С чего ты это взял?

МЕРФИ. Ты жив только благодаря мне, парень.

АНТОНЕЛЛИ. Я жив не благодаря тебя.

МЕРФИ. Тогда почему ты жив?

АНТОНЕЛЛИ. Просто жив, и все.

МЕРФИ. Ты их никогда не жалеешь?

АНТОНЕЛЛИ. Кого?

МЕРФИ. Этих людей.

АНТОНЕЛЛИ. Жалею ли я их?

МЕРФИ. Об этом я и спрашиваю.

АНТОНЕЛЛИ. Иногда. А ты?

МЕРФИ. Никогда.

АНТОНЕЛЛИ. Тогда почему ты спросил?

МЕРФИ. Я любопытный.

АНТОНЕЛЛИ. Любопытство может довести тебя до беды, Мерфи.

МЕРФИ. Многое может довести человека до беды.

АНТОНЕЛЛИ. Это да.

(Пауза).

МЕРФИ. Самые прекрасные локти, которые я когда-либо видел. (Пауза). Вчера я видел трех ворон. На мусорной куче. Что-то они там выклевывали.

АНТОНЕЛЛИ. Правда?

МЕРФИ. Мальчишкой я видел оленя на обочине дороги. Лежащего на обочине дороги. Кто-то отрезал ему голову, но оставил ноги и туловище. Наверное, для того, чтобы повесить на стену и любоваться. Зрелище было ужасное. И на нем сидели три вороны. Одна рвала плоть и жрала. Две наблюдали. (Пауза). Вороны – как люди, знаешь ли. Они умные, как люди.

АНТОНЕЛЛИ. Некоторые люди.

МЕРФИ. И поверь мне. Вороны могут говорить.

АНТОНЕЛЛИ. Никогда не слышал, как вороны говорят.

МЕРФИ. Просто они не хотят говорить с тобой.

АНТОНЕЛЛИ. Они говорят с тобой?

МЕРФИ. Они говорят друг с дружкой.

АНТОНЕЛЛИ. И что они говорят?

МЕРФИ. Не знаю. Я не говорю по-вороньи.

АНТОНЕЛЛИ. Тогда откуда ты знаешь, что они говорят?

МЕРФИ. Я их слышу.

АНТОНЕЛЛИ. Они просто каркают.

МЕРФИ. Знаешь, гэльский язык звучит, как карканье, если ты не говоришь на нем.

АНТОНЕЛЛИ. Ты говоришь на гэльском?

МЕРФИ. Нет. (Пауза). Иногда я думаю, что эта работа сводит человека с ума. Я не знаю, слишком ли много наблюдают за людьми в этом мире или недостаточно. Как, по-твоему?

АНТОНЕЛЛИ. Не знаю.

МЕРФИ. Должно быть так или иначе.

АНТОНЕЛЛИ. Почему?

МЕРФИ. Мы ведем себя лучше, если думаем, что за нами наблюдают, так?

АНТОНЕЛЛИ. Не знаю.

МЕРФИ. Ты не знаешь. Ты не знаешь. Да что ты, черт побери, знаешь, Джой?

АНТОНЕЛЛИ. Не знаю.

МЕРФИ. Вижу, ты у нас философ.

АНТОНЕЛЛИ. Я так не думаю.

МЕРФИ. Да. Ты – прямо-таки епископ Беркли.

АНТОНЕЛЛИ. Не знаком я с епископами.

МЕРФИ. Дэвид Хьюм. Еще один Дэвид Хьюм.

АНТОНЕЛЛИ. Я его не знаю.

МЕРФИ. Однажды Дэвид Хьюм сидел в кабинете, радостный и всем довольный, писал что-то философское, и внезапно, как гром с ясного неба, на него обрушился иррациональный, вроде бы ничем не обоснованный страх, что за дверью его кабинета ничего нет. И если он откроет дверь и выглянет, то увидит черноту. Ничто. Вот он и сидел, дрожа всем телом, в ужасе. Но наконец, более не мог пребывать в неведении, поэтому встал и открыл дверь. И знаешь, что он за ней увидел?