Наблюдательный отряд

– Трудно сказать, что она знает. Но выследить этого Собаньского необходимо. Жаль, Фирст запропал. А он обещался погулять возле дома на Нейбургской и разобраться, что там происходит.

– В следующее воскресенье пошлю туда Горностая. У Акимыча и так заданий хватает. И Росомаха не бездельничает.

По голосу Лабрюйер понял: Хорь считает роль чертежника, исполняемую Енисеевым, чем-то вроде давосского санатория для чахоточных девиц. Понимает, что хитрый Горностай изучает всех, кто на «Фениксе» причастен к исполнению военных заказов, но ничего не может с собой поделать…

Наутро Лабрюйер вышел очень рано. По всем улицам стоял скрежет – дворники чистили тротуары, сгребали снег в длинные кучи, потом по мере возможности вывозили их во дворы.

Поговорив с дворниками и потратив на эти беседы два двугривенных, Лабрюйер узнал: если ему угодно снять квартиру именно в этом доме, то кроме парадного входа на Романовской есть и черный ход, из которого можно двором выйти на ту же Романовскую, а можно очень мудреным маршрутом, со множеством поворотов, на Невскую. Но, чтобы выбраться со двора за домом, нужно войти в довольно узкий проход, сейчас еще загроможденный снегом. Лабрюйер примерно понял, как, в самом скверном случае, будут убегать супруги Краузе, и обрадовался – действительно, вполне хватит Акимыча во дворе и Хоря на улице.

Оставалось узнать распорядок дня Краузе, и об этом попросили госпожу Круминь. Насчет шарфа ей объяснили, что он нужен для одного дела и будет ей вручен дня через два или три, да еще с каким-нибудь подарочком.

Росомаха появился на следующий вечер.

– Акимыч занят, ведет вашего красавца с Большой Кузнечной. Он уже установил, откуда красавцу телефонируют, – сказал Росомаха. – Что, Леопард, наконец переходим к военным действиям?

– Так откуда?

– Из Задвинья.

– С Нейбургской?! – обрадовался Лабрюйер.

– Нет, с Виндавской. Он говорит – это неподалеку, дом на Виндавской стоит на задворках второй больницы. Так что ты затеял, Леопард?

– Если Бог будет к нам милостив – мы узнаем имена студентов, осуждавших невинных людей на смерть и избежавших наказания.

– Я очень удивлюсь, если эти люди еще в Риге.

– А чего бы им не жить в Риге, если судебный процесс уже состоялся, вместо них осуждены другие, а они могут преспокойно строить свою карьеру? Тут – вся родня, тут все связи… По крайней мере, один человек из них – в Риге. Тот, которого теперь шантажирует Эвиденцбюро.

– Хотелось бы, чтобы все было так просто.

– Хочешь сказать, что добраться до этого семейства Краузе было просто? Для этого покойник потребовался. Надеюсь, только один.

– Краузе?

– Ах да, ты же не знаешь…

Лабрюйер рассказал про Энгельгардта.

– Их надо брать ночью, когда они в теплых халатах, она – в ночном чепчике, а он – в колпаке, – сказал Росомаха. – Такие люди должны ощутить себя беззащитными. Что может быть беззащитнее мужчины без штанов?

– Дети поднимут шум. Горничная и няня… погоди, там же еще должна быть кухарка…

– Не поднимут, все пройдет очень тихо. Родители сразу догадаются, что шум им ни к чему.

Лабрюйер удивился – Росомаха говорил очень жестко.

– Ты сразу невзлюбил их? – спросил Лабрюйер.

– У меня брат в пятом году погиб. В жандармах он служил… Близнец, понимаешь?! Близнец! Мы не разлей вода были!

– Вот что…

– Да. У меня к этим шкубентам свои счеты.

– Прости… Я не знал…

– Да чего уж там…

Лабрюйер похлопал Росомаху по плечу – как еще показать свое сочувствие, он не знал.

– Хорошо, ночью, – сказал он. – Тогда придется работать отмычками. А если дверь будет заперта на цепочку или на засов?

– Мы войдем с черного хода. Там чаще всего – обычный крючок. Так что сперва сходим, разведаем обстановку, посмотрим заодно, куда выходят окна. А потом уже совершим налет. Твоя мадам Круминь там бывала, может она хотя бы на словах изобразить план квартиры?

– Я не удивлюсь, если она его и нарисует.

Росомаха был прав – дверь черного хода запиралась на ключ и на крючок, который легко откидывался лезвием ножа. Но перед штурмом им вместе с Акимычем пришлось заблаговременно проникнуть во двор, потому что дворник, человек ответственный, запирал на ночь и парадное, и кованые ворота подворотни. Они открыли дровяной сарай, разобрали часть поленницы и устроили что-то вроде дивана на три персоны. План операции был составлен совместно с Хорем. Хорь должен был вскоре появиться на улице и прохаживаться между парадным и подворотней.

– Все будет хорошо, – сказал Акимыч. – Я эту публику знаю. Для спасения своей шкуры на все пойдет, а уж про ближнего гадостей наговорить – это за милую душу.

– Не заврались бы, – задумчиво ответил Лабрюйер. – Племянник этого Краузе, Эрнест Ламберт, дружил со сволочами из комитета. Как бы Краузе о нем не умолчал.

– Если умолчит – невелика беда, раз ты про него знаешь, – заметил Акимыч.

– Нет, Ламберт – это карта, которую можно неплохо разыграть, – возразил Росомаха. – Если заставить его выдать племянника – дальше пойдет, как по маслу. Ну-ка, выгляну – как там окошки?