Наблюдения над исторической жизнью народов

«Тюрьмы, — говорят они, заперты днем и ночью, и между тем всегда полны народу; храмы постоянно отворены, и, однако, никого в них нет».

В Египте по крайней мере среди жрецов мысль, сомнение подточили древние верования, и египетский скептицизм был передан Греции, как мы видим у Геродота; египетские жрецы находились в таком же положении, как итальянские прелаты эпохи Возрождения: упитываясь новооткрытыми диковинами древней философии, прелаты не верили в христианские догматы, но требовали, чтобы народ оставался при прежней вере и при прежнем суеверии, потому что это давало доход перешедшим в другой возраст прелатам.

То, что дошло до нас из религиозных и космогонических систем Индии, есть результат философской работы, заканчивающейся буддизмом.

У другой отрасли арийского племени так называемое Зороастрово учение носит также философский характер и имеет значение реформы относительно старой религии. В греческой жизни, историю развития которой мы имеем большую возможность изучить, два возраста, или периода, обозначаются ясно, причем Персидские войны можно положить границей между ними, хотя историк вообще должен остерегаться настаивать на точности границ между двумя направлениями.

Мы видели, что сильное внутреннее движение и раннее столкновение с чужими народами, с образованными народами Азии и Африки содействовали скорому развитию греков, переходу из периода чувства в период мысли.

Мысль, разумеется, прежде всего остановилась на народных верованиях, отнеслась к ним критически и заявила о их несостоятельности, причем движение шло не из собственной Греции, а из азиатских колоний, а это свидетельствует, что причина явления заключалась в знакомстве с чужими религиозными и космогоническими воззрениями. Разноречивые философские системы привели к результату, выраженному Анаксагором: «Ничто не может быть познано; ничто не может быть изучено; ничто не может быть верно; чувства ограничены, разум слаб, жизнь коротка».

Такой взгляд в соединении с сильным развитием личности в Греции повел к учению так называемых софистов. Это учение обличает уже собственно греческое движение, европейскую почву, ибо прямо относится к жизни, к способу действия человека, к его нравственности. С таким же характером явилось противодействие учению софистов в школе Сократа, старавшейся установить поколебленную нравственную почву. Но это, бесспорно, самое высокое выражение греческой мысли не достигло своей цели, и новое философское движение окончилось скептицизмом, как старые школы повели к учению софистов. Ища твердой почвы, греческая мысль обращается к видимой природе, наблюдает частности и от них восходит к общим выводам.

Гений Аристотеля освещает новый путь; оружие ученика его Александра Македонского открывает для греческой науки доступ в новые страны. Эта наука утверждает свое главное местопребывание в Древнем Египте, но в городе, построенном македонским завоевателем, в столице потомков одного из его полководцев. Наука в, своем новом направлении процветает при огромных средствах, данных ей Птоломеями, но это уже последняя вспышка угасающего пламени.

Греческий мир отживает; верный признак разложения — страшная безнравственность рядом с умственным развитием, с научными успехами. Птоломеи, которых за их покровительство науке некоторые писатели хотят считать самыми знаменитыми из древних государей, эти покровители науки и литературы и сами литераторы — один убивает своего отца и производит страшные неистовства в Александрии; другой обрубает голову, руки и ноги у своего сына и отсылает их своей жене и т. п.

В Риме Пунические войны можно отметить как время перехода из периода чувства в период мысли. Греки помогли римлянам совершить этот переход; духовные силы римлян развились немедленно под влиянием великих образцов, но это развитие, представляя уже осенний цвет, было современно со старческим одряхлением. В лучших и самых характеристичных произведениях римской литературы — в сатире и в страшных сказаниях Тацита — слышатся похоронные напевы.

Новый период народного развития совпадал с переходом от одних государственных форм к другим. Греческая наука, помогшая римлянину освободиться от старых верований и привязанностей, не указала ему новых крепких оснований, на которых бы он мог прочно перестроить свое старое государственное здание, греческая политическая жизнь, уже окончившаяся, не представила ему в этом отношении образцов.

Народы древнего мира, способные к развитию, закончили это развитие, отжили; всемирная империя Рима разлагалась; над трупами вились орлы; новые народы делили области империи; в этих областях нашли они новую религию.