Набоб

Позже он с трудом мог вспомнить, как присоединился к процессии, в которой никто не обращал на него никакого внимания, как проходила сама церемония, вплоть до того момента, когда его чуть не стошнило. Все это время он пребывал в некоем полусне, полумрак раннего утра сыграл в этом не последнюю роль. Вместе с другими Мадек шел по улицам города, поднимался на берег реки, где был разложен погребальный костер. Ему помешали подойти поближе из страха, как бы нечистота фиранги не осквернила останки. Он остался на небольшом холме, откуда наблюдал за происходящим. Сомкнутые ряды женщин в белых одеждах перед погребальным костром — вот и все, что осталось в его памяти. И конечно же Сарасвати, самая прекрасная из всех. Царица прижимала к себе сына, прикрывая его складками своих юбок. Брахман подал ребенку несколько блюд с рисом, Гопал расставил их рядом с телом. Потом ему дали факел, но он не знал, что с ним делать, и спросил мать. Она наклонилась к нему, указала пальцем на тело его отца, завернутое в шафрановый саван. Гопал поднес факел к костру. Пламя занялось мгновенно. «Вот и все», — подумал Мадек.

Вдруг среди женщин началось какое-то движение. Они, словно склеившись друг с другом, двинулись вперед. Мадек подумал, что они готовятся к нападению. Он угадал. Эта белая масса, эта скрытая под траурными сари сила стала сзади напирать на царицу, толкая ее в спину. Сарасвати покачнулась. Мадек испугался, что сейчас она упадет в костер. Но нет, она удержалась, она сопротивлялась, упиралась из всех сил, отказываясь от смерти, которой от нее ждали, от женской смерти. Одна за другой, как бы побежденные, белые фигуры вернулись на свои места. Сарасвати была бледна. Но она победила.

Тогда от толпы отделилась тощая, сутуловатая женщина. Мадек сразу же узнал первую супругу раджи. У края костра было сделано небольшое углубление, и она спокойно направилась прямо к нему, ее голова была накрыта кашмирской шалью и украшена драгоценностями. Ей подали воды, она отпила глоток и пожевала лист бетеля. Потом села в углубление, и ее накрыли досками. Женщины начали кричать, Мадек не смог бы сказать, от радости или от ужаса. Время от времени дым склонялся до земли, и тогда он мог видеть Сарасвати и ее сына. Когда костер догорел, к останкам подошел какой-то человек, вооруженный маленьким блестящим молотком, чтобы разбить череп раджи, освободить его душу и дать ей возможность вернуться к Единому и Неизменному Брахману. Это было уже выше сил Мадека. Он повернулся и побежал в сторону крепости. Едва он вернулся в крепость, как ему передали, что царица хочет встретиться с ним у погребального костра перед наступлением ночи.

* * *

Блуждая по погребальному полю, Мадек не мог представить себе более зловещего места. Разорванные, затоптанные гирлянды, зерна риса, разбитые плошки с жертвоприношениями, дымящийся костер, запах горелой плоти, смешавшийся с запахом сандала. Вечер не принес свежести. Мадек подошел к реке. Уровень воды в ней заметно понизился. Он перевел взгляд на долину, и ему показалось, что она высыхает.

Скоро и он высохнет от любви к этой капризной и непредсказуемой царице, живущей в похожем на нее мире, то нежном, то жестоком. И зачем ей понадобилось это свидание? Разве нет более неотложных дел? Надо послать людей прочесать дороги провинции, осмотреть границы, надо удвоить стражу во дворце, чтобы избежать нового заговора, надо расспросить звезды. Едва став вдовой, она зовет его сюда, на поле, где сожгли останки ее мужа!

Хрупкая, хрупкая и сильная Сарасвати. Он не понимал ее и от этого любил еще больше. Мадек поднял с земли полуобгоревшее полено и вспомнил, как царицу толкали к костру с телом Бхавани! Какое удивительное хладнокровие!

Солнце спустилось еще ниже; он подумал, что она не придет, и стал затаптывать обугленный обрубок дерева. Она не придет, она просто смеется надо мной, она хочет посмотреть, как я унижаюсь ради нее, она следит за мной сверху, из крепости, и смеется, она смеется. Он уже собрался уходить, когда увидел ее на дороге.

Наконец она пришла, ее покрывала трепетали в лучах заходящего солнца. Она была одета в красное муслиновое сари, ее можно было принять за крестьянку. Подойдя к Мадеку, она отвела с лица покрывало, расстелила ткань на земле и поставила на нее маленькую корзинку и три лампы.

— Иди сюда! — сказала Сарасвати и зажгла лампы.

Он не смел двинуться с места.

— Иди сюда!

— Госпожа… Ты одна. Разве ты не боишься, что и тебя убьют?

— Меня не убьют. Ляг.

Он не двинулся.

— Чего ты ждешь от меня?

Она взглянула на него с удивлением:

— А ты, разве ты ждешь от меня не того же, чего жду от тебя я?

Это могло быть ловушкой. Он опять отказался сесть рядом с ней на подстилку.

— Я немного знаю обычаи твоей страны. Вдова, индийская вдова проклята; несчастье тому, кого она изберет, несчастье тому, кто за ней последует.

— Я отказалась от сати, Мадек. Я собираюсь жить долго и счастливо!