Набоб

Сарасвати чуть покачнулась, но Мохини безжалостно продолжала:

— У него была рана в животе… Ты поднялась, он вложил твою руку в свою рану и сказал: «Отомсти за меня, отомсти за меня, фиранги!»

— Алхимику…

Мохини рассмеялась сухим, жестоким, надтреснутым смехом:

— Ты так думаешь? Вот что раджа сказал дальше: тому, на которого ты жаловалась вчера, что он покинул тебя на три часа! «Годх погибнет, погибнет. Этот фиранги… Твой сын…» Он протянул тебе меч и указал на стоящего на дворе слона. Ты схватила оружие. Повсюду была кровь, кровь на нем, на постели. Кровь на тебе. А потом…

— Мадек-джи?

— Фиранги стоял позади раджи, повернувшись к тебе спиной. Он тоже истекал кровью. Он упал на землю! Вот видишь, Сарасвати! — ликовала Мохини. — Первый дождь — это еще не муссон!

В этот момент загрохотал гром и небо почернело. Большие капли застучали по дорожкам.

— Так-то! Ты ошибаешься, — вскричала Сарасвати. — Это придуманные видения, Мохини. Женский вздор! Возвращайся в зенану!

Мохини повернулась и устало поплелась в зенану. «Она постарела, — подумала Сарасвати. — Нельзя ей больше рожать, ее тело в плохом состоянии, и она бесится оттого, что утратила остатки красоты. Зенана вредна для женщин, вредна, она опаснее яда».

Она была рада, что сбежала оттуда.

— Он скоро вернется… Мадек-джи!

Она десять раз тихо повторила его имя. Ливень становился все сильнее, он был мощнее первого дождя и продолжался четыре часа.

* * *

Мадек вернулся через десять дней. Его приезд был для Сарасвати неожиданным. Со времени его отъезда не переставая шел дождь, долгие и обильные ливни сопровождались раскатами грома, и за десять шагов уже ничего не было видно. Стены дворца постепенно отсыревали, повсюду распространялся тошнотворный запах гнили. Из влажной почвы пробивались новые ростки, зазеленели даже скалистые склоны вокруг крепости. Снова залепетали попугаи, запели кукушки, зачирикали воробьи. На холмах проснулись обезьяны; проснулись и змеи, и говорят, они уже погубили нескольких несчастных, которые спали под деревьями. Но в основном люди радовались; истомленная жаждой земля оживала, дожди обещали быть долгими. Каждый устраивался там, где чувствовал себя счастливым.

Цветные стекла дворца и украшающие его потолки маленькие серебряные зеркала запотели. Глаза Сарасвати часто останавливались на них, она забывалась в бесцельных мечтаниях, и ее глаза увлажнялись. Она становилась рассеянной и вела себя непредсказуемо. Но от этого она не переставала быть прекрасной, прекрасной, как муссонные дожди, думал брахман, наблюдая за ней.

Годх дремал. В это время года купцы не приезжали больше, и ювелиры работали не так споро. Раз не было торговцев, не было и новостей. Как только прекратилась жара, исчезли и беспокойные летние слухи. В этом году войны не будет, говорили старые огранщики алмазов, и их слушали, потому что только старые огранщики алмазов умеют предсказывать будущее. В горах прошли сильные дожди, уровень воды в реке заметно поднялся. Дома в нижних кварталах уже стояли в воде, и это беспокоило. Ночные раскаты грома в горах считались дурным предзнаменованием. Но никто пока не отваживался его толковать. «Фиранги поехали патрулировать дороги, — говорили старики, — зачем уезжать из города во время муссона? Впрочем, на человеческой памяти не было случая, чтобы река Годха вышла из берегов. Дхарма! Мы жаловались на засуху, как бы теперь не пришлось жаловаться на избыток воды». «Дхарма!» — повторяли другие и снова засыпали под звук ливня.

Однажды в грозовой полдень, когда Сарасвати курила наргиле, а музыканты играли для нее рагу муссона, из внутреннего дворика донесся шум — бряцание оружия, чужая речь и этот голос, одновременно твердый и нежный, — она узнала бы его среди тысяч других. Это он. Наконец-то! Она остановила музыкантов.

— Приведите сюда фиранги!

Он заставил себя ждать. Потребовал ванну, достойную одежду, сытную еду. Он продлевал прелюдию к наслаждению. Наконец он появился, одетый в новое парчовое платье и надушенный и немного уставший. Но щеки его порозовели от влажного воздуха, и это очаровало Сарасвати. Он был весьма краток:

— На северных дорогах нет ни одной живой души!

Царица лучезарно улыбнулась:

— Вот и хорошо! Мы поедем во дворец на озере. Нам давно пора отдохнуть!

Она расцвела на глазах. Недвусмысленное обещание, прозвучавшее в ее предложении, заставило его сразу же отозваться:

— Но я устал, госпожа!

И оба рассмеялись.

— Есть усталость, которая помогает отдохнуть от другой усталости! Пусть приготовят слонов! Брахман, позаботься о дворце в мое отсутствие… Я доверяю тебе Гопала!

— Ты не берешь его с собой? — удивился Мохан.

— Там ему будет скучно! Позаботься о нем. — И шепнула на ухо брахману: — У нас с тобой ведь есть свои гонцы, правда?

Она вся светилась радостью.

— И музыканты! Музыканты тоже едут! И мои служанки! Побыстрее, приготовьте сари, притирания, все, что нужно для туалета…

— А мои люди?

— Твои люди? Зачем они тебе? Мы же едем во дворец развлечений!

— Я не люблю разлучаться с ними. Они мне нужны.