— Я не прошу ничего другого, Угроонг. Слышишь? Ничего. Все ясно. Ты — союзник Могола; твои войска… наши войска будут воевать за его интересы. Я хочу иметь титул, который уважают его придворные и вся Индия. А также фиранги!
— Поклянись, что говоришь правду!
— У меня нет ни родителей, ни мужа, ни детей, ни даже бога… Чем же мне клясться?
— Поклянись жизнью того фиранги, который был твоим любовником!
Она даже не вздрогнула.
— Может быть, он уже мертв…
— Нет. Он жив.
— Жив… Значит, пусть он умрет, если я солгала.
Угрюм внимательно посмотрел ей в глаза: не обманывает ли она его? Тот фиранги бросил ее, и, возможно, поэтому она действительно желает ему смерти; в таком случае она может легко солгать. «Надо затащить ее в постель, — подумал он, — после этого я буду знать о ней все». Правда, в этом он тоже не был уверен.
— Пусть будет так, — сказал он, поклонившись. — Через три дня ты станешь моей женой, царица Сарасвати!
Сердце Сарасвати обливалось слезами, но глаза ее оставались сухими. Три дня она не покидала шатра, ожидая, когда прибудет человек в черной сутане, без которого, как ей объяснили, свадебный обряд совершить нельзя.
Сарасвати поняла, что между Угрюмом и другими фиранги нет никакой разницы, разве что та, которая существует между победителем и побежденным. Угрюм, как и англичане, хочет завоевать Индию, всю Индию. Его алчность потерпела поражение, возможно, из-за того, что он действовал из эгоистических побуждений, мечтая о единоличном господстве. А фиранги в красных камзолах наводняют Индию, как термиты, группами. Они постепенно занимают провинцию за провинцией и не ошибаются. Вот почему ей нужен Угрюм, его пушки, его солдаты, даже его вера фиранги; ей нужно разбить врага его же способом, его собственным оружием, и она станет христианкой, чтобы поддержать в себе последнее оставшееся в ней чувство, страсть Кали. Черной Кали. Она знает, что ей придется участвовать в варварской церемонии, совершать нечистые обряды, говорить то, чего она не думает. Но все это неважно. Важно то, что на самом деле во время бракосочетания она освятит свой союз с Кали. Лань, принесенная в жертву на алтаре Годха, была лишь началом.
Сарасвати была поглощена этими мыслями, когда ей доложили, что от Угрюма прибыл посол. Это был немолодой одноглазый фиранги. Он пригласил ее в Диг, где, по его словам, ей будет удобнее ожидать приезда священника.
— Как твое имя? — спросила она, не ответив на предложение.
— Меня зовут Визаж.
— Визаж, — задумчиво повторила Сарасвати. — Визаж… Что ты делаешь при дворе Угроонга?
— Я врач, царица.
— Тогда почему ты явился сюда как посол?
— В твоей стране, царица, лекари тоже часто исполняют роль советников или доверенных лиц.
Он говорил на хинди с сильным акцентом. Ей показалось, что она его уже где-то видела в прошлом. Но она никогда не знала одноглазого фиранги.
— Да, действительно, — кивнула Сарасвати, вспомнив о ласковом добром Мохане. — Я вижу, что ты знаешь Индию. Садись. Итак, твой хозяин хочет, чтобы я вошла в город? Но разве ты не знаешь, что ни одна уважающая себя женщина не приближается до свадьбы к дому своего будущего господина?
Визаж предвидел это возражение.
— Прости, высокочтимая царица, но ваша свадьба необычна, — улыбнулся он.
— Да, это так. Я сама пришла к стенам этого города. Я скиталица, и у меня нет своего очага.
— Мой господин, высокочтимая царица, считает для себя недостойным заставлять тебя и дальше дожидаться у ворот, поскольку священник задерживается, а он обещал тебе сыграть свадьбу сегодня.
— Вернись к своему господину и скажи, что я еще подожду. Я провела в шатре весь муссон, могу остаться в нем и еще на несколько ночей.
— Госпожа… Не надо отказываться. — Эти слова прозвучали как просьба.
— Почему же?
— Я врач и доверенное лицо. Не отказывайся.
— Доверенное лицо! Значит, ты можешь предать меня! Что, если Угроонг хочет заманить меня в ловушку?
— Ну что же, — сказал Визаж и поднялся.
Он был явно уязвлен. Она схватила его за руку и заставила сесть.
— Успокойся. Я верю, что ты говоришь искренне. Объясни же мне, чего от меня хочет Угроонг.
— Он теряет терпение… Он уже не молод.
Она поняла его с полуслова.
— Он не тронет тебя, — продолжал Визаж. — Но ему нужно знать, что ты находишься в городе, в его дворце, недалеко от него, что ты уже почти принадлежишь ему…
— Я понимаю, — кивнула Сарасвати. — А человек в черной сутане?
— Говорят, реки вышли из берегов и затоплены, поэтому он запаздывает.
— Дожди уже кончились.
— Да, но потоки еще не сошли с гор…
— Хорошо, завтра на рассвете я войду в город Угроонга. Я желаю иметь кортеж, музыкантов, танцовщиц, слонов.
— Все уже готово.
Она улыбнулась:
— Но у меня есть одно условие. Приготовьте для меня четырех слонов самой высшей касты.
Он смотрел на нее в недоумении.
— На одном слоне я буду ехать сама; и пусть еще будут три слона с пустыми паланкинами. Понимаешь: с пустыми, совершенно пустыми. Это единственное условие, которое я ставлю.
— Не беспокойтесь, высокочтимая царица, — ответил Визаж и поклонился, поняв, что аудиенция закончена.