— Слушай, иезуит, пожалуйста, никаких сантиментов! — с насмешкой оттолкнул он священника. — У меня другие дела. Я пообещал довезти тебя до Агры. Я сдержал слово, чего ты еще хочешь?
Иезуит был раздосадован.
— Наши дороги здесь расходятся, — продолжал Мадек. — Я должен выполнить свой долг перед одним раджей. Боюсь, как бы в его княжестве не началась война. А тебе я больше не нужен; ты снова увидишься с Угрюмом.
— Угрюма здесь нет, Мадек. Он тоже исчез в глубинах Индии.
— Откуда ты знаешь? Мы же еще не вошли в Агру. Мы еще не поговорили ни с одним торговцем или гонцом!
— Перед сражением в Буксаре мы с ним договорились. Если он проиграет битву и ему придется бежать, он поступит на службу к джатам и вон на той крепости поднимет черный штандарт с золотой бахромой. Если штандарта не будет, значит, он уехал куда-то в другое место и я должен ждать его в миссии иезуитов.
Мадек посмотрел туда, куда указал святой отец. За рощей виднелись крепостные стены, но ни солдат, ни пушек он на них не заметил.
— Я выполнил свое обещание, — повторил Мадек. — Меня призывает другой долг.
— А что это за раджа, которого ты так любишь? — хитро сощурив глаза, спросил иезуит.
— Ты не знаешь его. Он живет в небольшой провинции на границе Раджпутаны. Благодатная земля, окруженная горами и великолепно возделанная. У него очень красивый дворец, охотничий дом, огромное озеро.
— Его подданные обрабатывают и продают алмазы, не правда ли?
— Ты его знаешь?
— Иезуит должен хорошо знать страну, в которой собирается распространять слово Христово. Так ты говоришь о радже Годха? Скажи «нет», если я не угадал.
— Угадал, — ответил ошеломленный Мадек.
— Я уже однажды спас тебе жизнь, Мадек. Послушайся же меня еще раз. Не ходи в Годх.
— Это почему? — покраснел Мадек.
— Не ходи в Годх. Эта страна принесет тебе вред.
— Вред? Ты что, сдурел, иезуит? Я только что из Бенгалии, где люди мрут, как мухи! Годх самое здоровое место в Индии, какое я только знаю. Хорошая вода, сухие поля, счастливый, сытый народ.
— Я говорю не об этом вреде, Мадек. Там происходят скверные вещи. Эти люди — дети Раджпутаны, гордые воины, они не признают ни хозяев, ни государей.
— Я обязан исполнить перед ними свой долг.
— По отношению к идолопоклонникам не может быть никакого долга!
Мадек покраснел еще сильнее. Он не понимал, почему иезуит так упорствует.
— Эти идолопоклонники сердечнее и добрее, чем большинство христиан. И равнодушны к благам этого мира!
Иезуит побледнел.
— Мадек! Ты же погибнешь, ты погубишь свою душу!
— Оставь мою душу в покое!
— Язычники! Они же язычники, идолопоклонники! Горе тебе, Мадек, если ты попадешь под их влияние! Вспомни, что стало с евреями, когда они стали почитать золотого тельца! Сокровища раджи — это тщета, Мадек, а наша жизнь — прах!
— Замолчи, иезуит!
— Язычники носят в себе дьявола, алчность, разврат и сладострастие! Их жены — распутницы и собаки, их чрево доступно любым мерзостям,
Мадек не понимал по латыни, но злобный тон иезуита не оставлял никаких сомнений в отношении смысла произнесенного оскорбления.
— Собака! Сам ты собака, дьявол и содомит! Думаешь, я не видел твоих темных делишек в Бенаресе? Собака!
Мадек схватил иезуита за ворот сутаны и приставил к его животу пистолет. Этот жаркий спор привлек внимание солдат.
— Посмотрите на этого поганого священника, посмотрите, как он бледнеет и трясется, когда ему говорят правду! — крикнул Мадек.
Солдаты расхохотались. Мадек выпустил иезуита, и тот упал на траву.
— Уходи! Уходи отсюда, сейчас же уходи из лагеря, катись в свой коллеж и сам женись на своих миленьких христианочках!
Отец Вендель поднялся, не спеша отряхнул сутану и сказал:
— Да простит тебя Господь, сын мой. Ты гоняешься за химерами, и это может погубить тебя. Но если ты уцелеешь, то знай, я буду здесь. Ты вернешься сюда.
Мадек пожал плечами и повернулся к нему спиной. Он больше не слушал.
Иезуит отвязал своего коня и взобрался в седло. Осеняя себя крестным знамением, он продолжал кликушествовать:
— Ты еще вернешься сюда, раненым, измученным, больным. Старым. Да-да! Старым! Старым, если не мертвым!
Голос иезуита становился тише. Мадек уходил от него все дальше, весело напевая, как будто немного выпил.
ГЛАВА XVI
Годх. Канун праздника Холи и сам праздник Холи
Сарасвати вплела в гирлянду последний принесенный из сада цветок. Это был белый, едва начавший розоветь, бутон. Она специально приберегла его напоследок, чтобы он, подобно драгоценности, украсил центральную часть венка.
— Весна возвращается, Мохини.
— Какое счастье! — отозвалась подруга, погладив свой округлившийся живот.
— Счастье для тебя, ведь каждый день приближает тебя к родам! Рождение ребенка весной — радость на целый год.
— Не грусти, царица. Придет и твой черед, и ты снова станешь матерью.
Сарасвати проверила гирлянду на прочность и отложила ее на небольшую подушку.