Набоб

Верный договоренности, Визаж сообщил Сарасвати о том, какое впечатление это событие произвело в Шандернагоре и даже в самой Франции. Ходили слухи, что отдельные франци и португальские монастыри один за другим просили у набоба покровительства, и поговаривали, что в самом Версале обсуждают удивительную эпопею его жизни. Сарасвати слушала молча. Она не гонялась за новостями, новости сами находили ее. Визаж теперь полностью находился в ее власти. Вот и он не устоял перед ее чарами. Старый лекарь с нетерпением ждал писем из Шандернагора, потому что они давали повод еще раз увидеть царицу, проникнуть в ее покои, впитать в себя запах ее духов.

Сегодня Сарасвати сама позвала его к себе. И вот он, обычно такой сдержанный и спокойный, на глазах у всех бросился бежать по галереям дворца, задыхаясь, сияя, не боясь обнаружить свою тревогу и свою страсть.

Едва переступив порог ее покоев, Визаж понял, что случилось что-то серьезное. Может быть, началась война?

— Возьми себе подушку, Визаж, — сказала Сарасвати, жестом предложив ему сесть на ковер. — Я знаю, что ты не получал писем из Шандернагора. На этот раз я сама хочу отправить послание.

Сарасвати протянула ему кулек с бетелем, и он заметил, что у нее дрожат руки.

— Визаж… Джаты хотят напасть на земли Могола.

— Мадек уже однажды разбил их. Они и теперь проиграют, — невозмутимо ответил он.

— Джаты, — повторила она. — Вместе с маратхами! Двести пятьдесят тысяч человек…

Визаж побледнел:

— Не позволяй этого. Угроонг не пойдет против твоей воли…

— Не рассчитывай на это, — жестко сказала она.

Визажа охватил гнев. Он вдруг почувствовал к ней отвращение.

— Тогда, царица, я больше не на твоей стороне! Я уезжаю. Я не могу оставаться в лагере, в котором хладнокровно готовятся погубить Мадека!

Он собирался встать, но она остановила его одной фразой:

— На это я и надеялась!

— Что? Что же я такого сделал, что ты захотела прогнать меня?

Она не ответила.

— Что за месть у тебя на уме, царица? — продолжал он. — Какое зло причинил тебе Мадек? Двести пятьдесят тысяч человек против Дели! У Мадека нет и шестидесяти тысяч, включая солдат Могола…

— А ну-ка сбавь тон, лекарь! Сбавь тон сейчас же, а не то я прикажу сварить тебя живьем! — Она заговорила вдруг хриплым, сдавленным голосом. — Учти, что я мщу только за смерть моего сына! Почему меня должна тревожить судьба Мадека? Дхарма! Джаты нападут. Скажи мне спасибо, что я предупредила тебя об этом.

— Тогда я уезжаю.

— И уезжай! Я не собираюсь тебя задерживать. Я даже не выдам никому твоих намерений!

Но Визаж не дал сбить себя с толку.

— Если ты согласна отпустить меня, царица, значит, ты потребуешь что-то взамен.

— Ты догадлив, Визаж.

— Что же ты от меня хочешь?

— Угроонг должен жить.

— Но он жив только благодаря тебе. А ты — благодаря ему. Благодаря его оружию.

— Я в это не верю.

— А я уверен. Мои порошки здесь не при чем…

— Вот именно, порошки. Если ты уедешь…

— Так вот что тебе надо! — рассмеялся Визаж.

Сарасвати сняла с головы покрывало и положила свою руку на руку Визажа:

— Лекарь, ты чем-то похож на Мадека. — Теперь она говорила по-французски. — У тебя такая же светлая кожа, как у него, и такие же светлые глаза. Я давно должна была умереть. Что мы такое, Угрюм и я, в этой умирающей Индии? Просто плесень, поселившаяся на трупе. Угрюм устал. Он больше не думает ни о чем, кроме спасения своей души. Он опять призвал Венделя, осыпает его рупиями в обмен на отпущение грехов. Так что, Угрюм не станет участвовать в этой войне.

— Как? Но ты только что сказала мне…

— Но это не означает, что он не одобряет ее. Просто Угрюм не хочет сам ничего затевать против Могола, вот и все.

— А раджа джатов?

— Раджа возьмет наши войска и выступит в поход. Угрюм останется здесь.

— Значит, не я один остался верен Мадеку!

— Как видишь… Так за что ты ненавидишь меня?

— Я не могу ненавидеть тебя, царица!

— Оставим это. Если решил уезжать, поторопись. И отдай мне порошки.

— Порошки? Но кто будет давать их Угрюму?

Глаза Сарасвати гневно сверкнули:

— Послушай, лекарь, либо ты остаешься здесь, продолжаешь заботиться об Угрюме и бросаешь Мадека на произвол судьбы, либо уезжаешь и доверяешь мне свои лекарства! Выбирай! Тебе придется предать либо одного, либо другого. Либо Угрюма, либо Мадека.

Визаж застыл на месте. Его рука по-прежнему касалась ее руки. Сарасвати придвинулась к нему ближе и взяла обеими руками его голову:

— Ты кривой, лекарь, но ты красив. Ты честен…

Еще никогда он не ощущал так близко ее кожу, ее духи. Ему больше не хотелось уезжать.

— Отдай мне свои порошки, Визаж. Я думаю, так будет лучше.

…Час спустя Визаж и Сарасвати заперлись в одной из комнат ее покоев. Царице не потребовалось много времени, чтобы разобраться в порошках и эликсирах. Визаж хотел записать ей на кусочке пергамента дозировки, но она отказалась:

— Я все запомнила.

— Теперь спрячь этот чемоданчик в надежном месте. Никто, кроме тебя, не должен касаться его. Ты поняла, высокочтимая царица? Одной капли некоторых из этих эликсиров достаточно, чтобы вызвать мгновенную смерть. Человек даже не успеет ничего почувствовать.