Набоков: рисунок судьбы

Этот синтез – метаморфоза превращения Сирина в Набокова – дался писателю трудно и потребовал больших усилий, так как он не готов был принести в жертву этому процессу ни тезис, ни антитезис. Напротив, синтезу был брошен вызов: воспитать такой свой персональный английский, который бы уважал и отражал три, священные, взлелеянные на русском языке темы – тему ностальгии, тему совершенного творца и тему потусторонности. Этим трём темам соединёнными усилиями предстояло и дальше так выписывать «рисунок судьбы» своего творца, чтобы его творения достались потомкам как русского, так и любого другого происхождения.

Предлагаемое издание ограничено той же датой – 1940 годом, что и все три автобиографии Набокова. Логика этого рубежа угадывается в конце заключительной фразы русской версии его мемуаров: «…однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда». На «другие берега» был переправлен уже сложившийся в тезисе и антитезисе жизни писателя присущий ему «рисунок судьбы», и американскому синтезу ничего не оставалось, как усвоить его, обогащая новыми нюансами и красками.

Осмелимся добавить, что творческий и человеческий опыт, обретенный Набоковым в его противостоянии жестоким каверзам истории ХХ века (что и является основной темой этой книги), может послужить примером для любого человека, желающего прожить свою жизнь «по законам его индивидуальности», а не навязанной ему внешними обстоятельствами.

* * *

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СОКРАЩЕНИЙ      

ББ-АГ: Брайан Бойд. Владимир Набоков. Американские годы. Биография.

ББ-РГ: Брайан Бойд. Владимир Набоков. Русские годы. Биография.

ВН-ДБ: Владимир Набоков. Другие берега. Автобиография.

ИЛ: «Иностранная литература» – журнал.

КДВ: роман В. Набокова «Король, дама, валет».

 

ПО ЗАКОНАМ ЕГО ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

Выражение «рисунок судьбы» и его производные – план судьбы, метод судьбы, работа судьбы и т.п., – наряду с другими словосочетаниями, образами и метафорами («узор жизни», «водяной знак», реже – пафосные «фатум» и «рок») служили Набокову ключевыми понятиями в его представлениях о таинстве индивидуальной судьбы человека. В контрасте с этой художественно-философской концепцией, предполагающей определённый телеологический замысел, – то, что обычно называется повседневной реальностью, писатель пугающе-образно определял, как «чащу жизни» (не заблудиться бы!), чреватую непредсказуемым воспроизводством множества «ветвистых» случайностей. «Тени суетных лет» – вот с чем рискует остаться память непосвящённых, лишь поверхностным взглядом способная оценить пройденный жизненный путь.

Но, утверждает Набоков, в этой бинарной оппозиции – за видимым хаосом и «сором» жизни – следует различать, для каждого человека, «свой определённый неповторимый узор жизни, в котором печали и страсти конкретного человека подчиняются законам его индивидуальности».⁹¹ И если уметь оглянуться в прошлое и как бы завернуть уголок этой запутанной ткани, то можно на обратной её стороне различить свой, неповторимый узор. По свидетельству Г. Барабтарло, Набоков когда-то хотел назвать свои воспоминания «Анфемион» (определённый вид растительного орнамента).¹⁰² Пришлось отказаться, издатель отговорил – кто купит книгу с таким названием?

Легко заметить, что приведённая выше максима Набокова в основе своей имеет ту же модель, что и житейский опыт, отражённый в русской народной традиции. В самом деле, о чём судят-рядят – даже и сейчас, в наше время – пенсионеры на лавочках? Возраст мемуарный, вот и вспоминают свою жизнь, сравнивают с другими. Ну, да (вздох)! Люди все разные, у каждого своя судьба, от судьбы не уйдёшь… В этой профанной триаде и впрямь – такая, знаете ли, сермяжная правда – ни добавить, ни убавить. Посидим и дальше на лавочке. Порассуждаем. Из чего она складывается – человеческая жизнь? Ну, во-первых, гены. Наследственность существует, потому что, а куда же ей деться, – как любил говаривать, незабвенный, на нашей кафедре этнографии МГУ, профессор антропологии М.Ф. Нестурх. Дальше – среда, воспитание. Место, время, обстоятельства… И, если верить китайской пословице, не дай Бог родиться в эпоху перемен (Набокова таки угораздило – да ещё каких перемен!). Бог? – а как же – Бога обязательно помянут (в церковь для этого ходить необязательно).

Бог, однако, как известно, – в деталях. Бог Набокова – тем более: «…индивидуальная тайна пребывает и не перестаёт дразнить мемуариста. Ни в среде, ни в наследственности не могу нащупать тайный прибор, оттиснувший в начале моей жизни тот неповторимый водяной знак, который сам различаю, только подняв её на свет искусства».¹¹¹