Набоков в Берлине

О второй попытке вербовки сам Набоков никогда не упоминал. Соответствующий отчет принадлежит кинорежиссеру и продюсеру Гезе фон Чиффре, работавшему в двадцатые годы в Берлине в качестве журналиста. Он тогда брал у Набокова уроки английского языка и игры в теннис. По словам Чиффры, занятия языком проходили в ресторане «Аллаверди», где регулярно ужинал Набоков. Это не осталось незамеченным советским посольством. За Набоковым, очевидно, пристально следили, в том числе и само партийное руководство. Приехавший из Москвы видный деятель компартии Карл Радек во время интервью в гостинице «Адлон» просил журналиста организовать его встречу с Набоковым. Чиффра отказался. Тогда Радек со своим сопровождением в ресторане «Аллаверди» сам двинулся к Набокову. «Владимир вскочил и спешно покинул ресторан, как будто он увидел черта»[135].

Была ли в действительности такая встреча, точно неизвестно. Согласно Чиффре, этот случай произошел в 1924 году, когда Набоков ввиду своего бедственного финансового положения едва ли мог позволить себе каждый вечер ужинать в дорогом ресторане «Аллаверди». В опубликованных сегодня материалах о пребывании Радека в Германии нет никаких указаний на подобную встречу.

Набоков испытывал в те годы буквально «физическую ненависть» к коммунистам. По словам Чиффры, он резко критиковал его за то, что тот временами сидел в «Романском кафе» за одним столиком с Ильей Эренбургом[136]. Набоков действительно никогда не скрывал своей неприязни к предполагаемому информатору ЧК Эренбургу.

Уже в первые недели после окончания Первой мировой войны Радек получил от Ленина задание организовать в Германии коммунистическое восстание. Но предприятие сорвалось. Радек был арестован немецкой полицией в квартире на втором этаже дома 93 по Паульсборнерштрассе в Берлине-Вильмерсдорфе. До декабря 1919 года его содержали в берлинской тюрьме Моабит. Комфортабельный арест: Радеку разрешено было принимать неограниченное число посетителей, не только немецких коммунистов, но и политиков из других партий, которые видели в нем представителя советского руководства и никоим образом не просто политического авантюриста[137]. Таких условий у Радека уже не было во время его ареста два десятилетия спустя: он был осужден во время московских показательных процессов на десять лет заключения и погиб в ГУЛАГе, видимо, от рук убийцы.

Уроки для просоветских мечтателей

В то время как писатель Набоков категорически отвергал агитационную литературу как примитив, публицист Набоков десятикратно подчеркивал свою позицию, особенно в разговорах с иностранными собеседниками: «Большевизм представляет собой лишь брутальную, законченную разновидность варварского гнета»[138]. Он постоянно шел на конфронтацию с западными интеллектуалами, которые восторгались Советским Союзом. Один из симпатизировавших Ленину британских ученых, с которым Набоков неоднократно дискутировал в двадцатые годы, был для него просто наивным человеком, ибо «ему никогда не приходило в голову, что если бы он и другие иностранные идеалисты были бы русскими в России, их бы ленинский режим истребил так же естественно, как хорьки или фермеры истребляют кроликов»[139].

Принятое на Западе разделение русских на два лагеря — красных и белых — Набоков критиковал решительно:

«Американские интеллектуалы настолько поддались большевистской пропаганде, что полностью игнорируют существование в среде русских эмигрантов сильной либеральной мысли. („Тогда вы, значит, троцкист?“ — заявила, сияя, одна особенно ограниченная левая писательница в Нью-Йорке в 1940 году, когда я сказал, что я ни за Советы, ни за какого-нибудь царя)»[140].

По поводу советской системы Набоков на протяжении всей своей жизни высказывался исключительно жестко. Политических докладов он после своего выступления по случаю десятой годовщины захвата власти большевиками больше не делает, однако в романах и рассказах, особенно берлинского периода, наносит множество ударов по советскому режиму.

«Я бы хотел в тридцатые годы жить в Нью-Йорке. Если бы мои русские романы были переведены тогда, они, может быть, привели бы в шок многих просоветских мечтателей и смогли бы чему-нибудь научить»[141].