Наброски

Немного подождал, отвесил еще одну оплеуху. Затем чуть сжал его горло, секунд пять, но от страха, его крысиные глазки замерли и округлились. Я решил, что достаточно, и пора закончить последней оплеухой нашу беседу, как почувствовал боль в левом ухе.

Его мама была учительницей, с самого начала она наблюдала из окна учительской эту сцену и прибежала сыночку на помощь.

– Ах, бандит, – зашипела она, – избиваешь Серёжу! Фашист безжалостный!

– Я не фашист! Спросите его, что он мне сделал! – я тогда ещё не знал, что Пузырь её сын.

– Пойдём к директору! Он разберётся с тобой!

И мы втроём пошли к директору. Но не дойдя, зашли в какой-то класс. Она, видимо, немного успокоилась, благоразумие взяло вверх. И вот там, в этом классе, женщина нашла слова, рассказав о жизни Серёжи без отца, о чём-то ещё, так, что мне больше не захотелось обижать его. Как мне не был противен Пузырь, я стал защищать его от нападок одноклассников и других учеников. Потому что до этого даже мальчишки с младших классов подразнивали его и пытались причинить ему неприятности. К окончанию седьмого класса в нашей школе почти все знали, что я заступлюсь за Пузыря, что смотрю на его мерзости сквозь пальцы. Мне он не стал приятен, также многие поступки вызывали отвращение, но издеваться и бить его я не позволял. Иногда даже приходилось драться, но после все привыкли и просто сторонились Пузыря.

По окончанию седьмого класса сделали фото на память. В те времена фото делали на фотоплёнку, проявляли, и затем с негатива делали фото и рассматривали что получилось. Пузырь опять отличился, на фото открыл на всю высоту рот, обнажив крысиный оскал.

* * *

В восьмой класс мы пришли другими людьми. Ушли на летние каникулы, а пришли и не узнали многих из нашего класса. Это были не прежние девочки и мальчики, а юноши и девушки. Но Пузырь так и остался собою.

И вот в один из вечеров, а наш класс учился во вторую смену и шли мы домой когда темнело, в дверях школы, десятиклассники зажали Пузыря. Я тогда ходил в секцию бокса, и готовился к первым своим соревнованиям. Они, их было четверо, держали его за руки, чтобы он не убежал и смеялись. Вероятно, он опять сделал какую-то пакость.

– Отпустите его, – взяв Пузыря за руку и потянув к себе.

Дальше всё произошло быстро и для меня неожиданно. Один из десятиклассников пошёл на меня, переспрашивая, что я сказал. После повторения слов, ударил меня, пытаясь сбить с ног. Но занятия боксом не дали мне упасть. Отпрыгав инерцию удара, чтобы не упасть, я моментально, набросился на этого десятиклассника. Драка вышла короткая и моя атака повергла противника в ступор. Друзья кричали, чтобы я пинал его, но, как-то не был я готов тогда добивать. Видя как противник скрючился и закрыв лицо руками не оказывает сопротивления, я остановился. Один из одноклассников придержал меня за руки и подтолкнул в сторону, чтобы я уходил. И в это время, сзади, тот кого я пожалел, въехал мне последний удар и они ушли в школу. Пузыря нигде не было, он улизнул, даже не посмотрев чем кончится драка. В этом был он весь.

Лет через десять я встретил его, он работал в милиции. Сидел дежурным, а я пришёл с сыном писать заявление. Пузырь сделал вид, что не знает меня. Он стал ещё жирнее, а крысиные бегающие глазки ещё меньше.

Мой начальник

Как-то много лет назад, в парке, сел я рядом со стариком. И вдруг заговорили о жизни, о людях. И он мне запомнился на всю жизнь своим рассказом.