Девочка сидела в машине вся сжавшаяся и с игрушкой в объятиях. Глядя на неё сквозь стекло, Эм почувствовал себя последним гадом. Фиг знает, кто заботится о ней, кто кормит, кто лечит, если она заболеет. Почему не потерять один день своей жизни, чтобы сделать ей что-то приятное? К тому же его жизнь вообще ничего не стоит, никогда он не станет известным или богатым, так что плевать на заказ!
Зато малая будет довольна.
Эм плюхнулся на сиденье и сунул Ксюше пакет:
— Всё, теперь на расслабоне. На хате будет спокойно, и твои не сунутся до завтра.
Она внезапно подалась к нему, не обращая внимания на звон бутылок в пакете, и шепнула на ухо:
— Ты самый лучший!
Эм растерялся, ощутив, как тонкие руки крепко обнимают его за шею, не зная, что делать, и осторожно похлопал Ксюшу по спине:
— Ладно, ладно, договорились. Давай уже приедем и успокоимся.
Она прижалась к его лицу щекой, и Эм замер, не решаясь двинуться. Ксюша сама отпустила его и села, копаясь в пакете:
— А что ты приготовишь?
— Увидишь. А будешь паинькой — даже научу.
Войдя в дом, Ксюша первым делом плюхнулась на неубранный со вчера диван и включила телевизор. Эм покачал головой, сразу проходя в кухню. Выгрузив купленные продукты, он открыл шкафчик под столом, надеясь найти кастрюлю и сковородку. Кастрюля нашлась сразу, а вот сковородки не было. Придется разогревать котлеты в микроволновке. Не решение, но другого выхода нет. Возиться с паровой баней ему в лом.
Эм налил в кастрюлю немного растительного масла и принялся чистить луковицы. Слава богу, что хозяева квартиры заботятся о снабжении. Нож был тупой, и Эм быстро прослезился. Бросив измельчённый лук жариться, он принялся чистить сладкий перец. Ксюша заглянула в кухню:
— Ням, как пахнет!
— Помогай давай, нахлебница! — буркнул Эм, вытирая слёзы.
— А что делать? — с готовностью откликнулась девочка. Он пододвинул к ней помидоры:
— Режь на мелкие кусочки!
Порезав паприку, он бросил ее в кастрюлю. Туда же отправились и помидоры. Эм посыпал всё это булькающее варево «Вегетой» и накрыл кастрюлю крышкой:
— Все, полчаса можно не заглядывать.
Ксюша аккуратно вытерла руки и деловито спросила:
— А теперь что?
— А ничего. Пошли работать. Хочешь шампанского?
— Хочу, — радостно откликнулась она. Эм нашел в шкафчике высокую кастрюлю для спагетти, налил в неё до половины холодной воды и откупорил шампанское. При хлопке Ксюша весело взвизгнула, прикрывая уши ладонями. Эм усмехнулся — точно так же вели себя все его знакомые девушки. Как будто это не хлопок пробки, а залп салюта!
Они вернулись в комнату, и Эм велел девочке:
— Садись на диван, смотри телевизор, а я буду зарисовки делать.
— По телику в это время ничего нет, — вздохнула Ксюша. — Поставь музыку…
Эм покрутил головой. У неё невероятный дар доводить его до бешенства в короткие сроки. Музыку ей поставь! Кофе свари, кушать приготовь… Колыбельную тоже спеть что ли?
Тем не менее он взял телефон и нашёл свою песню. Хочет музыку — пусть слушает Миладина.
Тёплый звон гитарных струн обжёг его душу, точнее то, что от неё осталось. Эм закрыл глаза, позволяя всему телу вибрировать вместе с голосом певца.
Эту песню он услышал в девяносто девятом году, когда вместе с другими десантниками помогал сербской армии в войне за Косово. Там он нашёл и потерял свою единственную настоящую любовь, Милену. Там он нашёл единственного настоящего друга, ставшего впоследствии отцом Никодимом. Там Матвей Белинский принял свой псевдоним, Эм, заглавную букву, с которой начиналось его имя и имя его погибшей любимой. Косово стало концом юности и началом взрослой жизни.
Ксюша снова влезла в его мысли:
— А о чём он поёт?
Эм поморщился, но вспомнил недавние добрые намерения по отношению к своей модели. И ответил:
— Обо мне.
— Как это? Ты его знаешь?
— Нет. Но песня обо мне.
— Я вообще слов не понимаю.
— От друга до друга, это-то понятно? Од драги до драги — от дорогой до дорогой. От бабы к бабе, короче! Од града до града — из города в город.
— Это ещё вроде понятно, — кивнула Ксюша. — А вот дальше…
— Разбит на кусочки, держусь только на песне, себе и жизни ищу смысл и лекарство…
— Как-то странно… Ты так живешь?
Эм нехотя кивнул. Сказал А — придется говорить и остальные буквы… Плевать, всё равно он её больше не увидит!
— А почему?
Эм взглянул на неё. Ксюша лежала на животе, потягивая шампанское из обычного стакана, подпирая подбородок ладонями, и в глазах её светился неподдельный интерес. Эм вздохнул. Рука подрисовывала тени и детали сама по себе, ведомая инстинктом, а он слушал песню и думал над простым в сущности вопросом.
А правда, почему он живёт как неприкаянный? Почему столько лет не открыл дверь в свою питерскую квартиру? Там всё, наверное, уже покрыто пылью и паутиной… Эму иногда хотелось вернуться туда, сделать генеральную уборку и остаться навсегда, со своими картинами, с бутылкой виски и с любимой музыкой. Но он не решался. Знал, что воспоминания о Милене возьмут верх, что жизнь станет пустой и скучной, что он быстро умрёт от этиленовой комы один на один с телевизором.
Ксюша терпеливо ждала ответа на вопрос. Эм пожал плечами: