Первым этапом
в этом процессе предстает данность в опыте некоторого явления. Это означает, что сперва индивид сталкивается с таким явлением как, например, человек; получает человека в своем опыте. На втором этапе носитель языка определяет знаками все то, что дано ему в опыте. Говоря конкретнее, индивид определяет знаком «человек» того прежде данного ему в опыте человека. Итого, содержание языка эмпирически ограничено. Из указанной опытной природы языка следует, что изначально всякое определение имеет своим референтом именно доступное эмпирии явление, ведь иначе неясно, что и покуда определяется. Если же внеопытное нечто все же пытаются определить и прояснить — в связи с эмпирическим содержанием языка, который они и используют в своих целях — они неизбежно терпят неудачу. С вещами, доступными опыту, но пока в нем не данных, дело обстоит немного иначе. Возможности воображения ограничены имеющимся опытом. Потому мы не можем вообразить нечто принципиально новое: все нами воображаемое будет лишь различными комбинациями данного доселе опыта. Причем заведомо отрицать наличие существующего за гранью нашего мозга референта этих определенных знаком комбинаций опыта будет поспешным решением, что станет ясно позднее. Соответствуя этому факту о языке, всякая языковая единица ему с необходимостью подчиняется и тем самым исполняет предназначение языка.
Конвенция
Условием успешной коммуникации является определенность. И в самом деле, если каким-либо путем она не достигается носителями языка, в этих условиях рождается следующая проблема: каждый использующий язык индивид имеет ввиду под конкретным словом нечто свое, что ведет к затруднению понимания друг друга между участниками коммуникации. Тогда один, говоря слово «собака», имеет ввиду то, что другой имеет ввиду, употребляя слово «лошадь», а третий — нечто иное. А между тем язык нуждается в согласованности его употребления, поскольку то есть условие для соответствия его назначению. Такую определенность призвана внести конвенция
. Она подразумевает разграничение носителями языка значений его структурных единиц. Теперь для всех участников общения определение, например, «собака» значит нечто одно. Лишь в таких условиях возможна реализация функции языка. Явление конвенции также объясняет возможность таких определений как фразеологизмы. Феномен фразеологизмов даже является наглядной демонстрацией потенциала конвенции в регуляции значений, однако это станет яснее по ходу исследования. А пока что сделаем следующее заключение: значение языковых единиц определяется конвенцией.
Глава вторая
Универсалии
Раз определив единичное явление некоторым знаком мы далее можем столкнуться с множеством схожих с ним явлений. Например, мы называем единичное нечто, данное нам в опыте, «человек». Следом за этим мы обретаем опыт иных явлений, между которыми и нашим единичным «человеком» усматриваем схожесть на основе некоторых общих свойств. После мы замечаем и их различия: будь то разный цвет глаз, разница в росте, длине волос или в чем еще другом. Однако ни одно из этих индивидуальных свойств не столь существенно, чтобы каждому из этих явлений дать отличное от нашего «человека» определение. Касательно же их общих свойств справедливо сказать, что они обладают сущностной и неизменной природой, присущей всем этим взятым нами явлениям. Опираясь на наличие этих общих свойств у данных явлений мы соотносим наше определение «человек» и с ними, благодаря чему становится возможным для нас иметь ввиду и всех их, используя это слово. Такое употребление будет уместным и в отношении всех остальных явлений, обладающих этими существенными свойствами. Определения, таким образом, имеют собственные критерии, представляющие собой существенные свойства референтных явлений, а в отношении соответствующих этим критериям явлений корректно применение этих определений
.
Глава третья
Истина и ложь