Рождение дочери смяло в одночасье весь прежде налаженный распорядок в доме Христиана-Августа. Чуть только улеглись естественные волнения и новый порядок начал приобретать подобие формы, как определились контуры очередных проблем, проистекающих в прямом и переносном смысле вместе с криком крошечной Софи-Августы-Фредерики (таково было полное имя малышки).
Началось неожиданно: Иоганна отказалась кормить дочку.
На скорую руку прослушав застольную, под красное итальянское вино, лекцию фон Лембке о послеродовой горячке, принц готов был проявлять по отношению к жене практически безграничную снисходительность и сам намеревался заговорить о возможном приглашении какой-нибудь кормилицы. Но его покоробила форма. Супруга вынашивала, страдала, рожала, на тот свет едва не угодила — всё это понятно...
— Хочешь из меня старуху раньше времени сделать?! Рожала столько суток, а теперь ещё и кормить?!
Кормилицей взяли жену одного из солдат штеттинского гарнизона. Искать в городе было накладнее, и потому принц вынужден был использовать служебное положение: поднятый по тревоге солдат примчался с женой в дом фон Ашерслебена, и почти тотчас наступили три часа блаженной тишины. Христиан-Август, Иоганна, девочка — все моментально заснули. Только лишь кормилица, прежде чем улечься на стульях в проходной комнате, подъела остатки господского ужина: не потому, что проголодалась, но чтобы добро не пропадало...
Преодолев естественное смущение, чуть обустроившись в доме Христиана-Августа, сдобная розовая кормилица незамедлительно показала себя во всей красе. Молодая, злая и языкастая, она покрывала разницу между ожидаемым и выплачиваемым жалованьем при помощи неуёмного злословия. При встречах принц против желания вспоминал народные обороты, такие, например, как «язык бабий без костей», «баба хуже чёрта». Приходила на память и неувядающая пословица: «Если нечем ударить женщину, ударь пустой рукой». Временами принц задумывался о том, что, раз уж прислуга начинает дерзить, — это явный и существенный признак его персонального неблагополучия. Из радикальных мер ему были известны лишь две, могущие существенно улучшить его домашний статус: однако войны в обозримом будущем и, стало быть, ратных подвигов и трофеев не предвиделось, ну а руку поднять на мать своей дочери он, что называется, в принципе не мог.
Проблем с женой у Христиана-Августа в определённом смысле не было вовсе. Иоганна днями напролёт лежала в своей комнате, зачастую даже не раздвигая оконные шторы. В разговорах с мужем предпочитала отделываться короткими, предпочтительнее — однословными ответами. При мало-мальски продолжительной тираде Христиана принцесса демонстративно поворачивалась к стене и закусывала губу. Принц как-то слышал вскользь о том, что в роду супруги какая-то из дальних родственниц действительно наложила на себя руки. Он трусливо спрашивал себя, как бы отнёсся к гипотетическому самоубийству жены — и не находил ответа. На всякий случай распорядился убрать из комнаты Иоганны все ножницы, спицы, иголки, ножи и прочие опасные в такой ситуации предметы. Ведь, собственно, чем чёрт не шутит...
Целый пласт проблем оказался связанным с переменой квартиры. Вскоре после появления Софи на свет и в связи с поименованием девочки в честь горячо любимого Фридриха-Вильгельма, равно как и за многолетнюю добросовестную службу, король расщедрился на очередное повышение: приказом за высочайшей подписью Христиан-Август был назначен на должность губернатора города Штеттина с одновременным же сохранением за ним обязанностей коменданта крепости. Фридрих в те месяцы бредил экономией по линии совмещения должностей, заставляя за одно жалованье исполнять различные обязанности. Христиан-Август не роптал. Столь долго ожидавшееся повышение оказалось для него как бы и вовсе неожиданным решением. Да и потом, всегда приятно сознавать, что рвение, исполнительность и организаторский талант не остались без внимания в далёком Берлине. Принц не мог бы категорично сказать, что было ему в этой ситуации более приятно: увеличение жалованья или внимание любимого монарха.
Молодые супруги, не без удовольствия расплатившись с фон Ашерслебеном, при помощи гарнизонных солдат в два приёма совершили переезд на служебную квартиру, которая помещалась на верхнем этаже левого крыла штеттинского замка: в давние времена тут располагались покои померанских герцогов. Это вам не арендованные комнаты и даже не собственный дом.