Начала политической экономии и налогового обложения

В течение долгого периода, предшествовавшего 1797 году, – году прекращения платежей монетою в банке Англии, – золото было так дешево в сравнении с серебром, что как самому банку, так и всем другим должникам было выгоднее покупать на рынке золото, а не серебро, для превращения его на монетном дворе в монету, ибо золотою монетой они дешевле расплачивались со своими долгами. В течение значительной части этого периода серебряная монета была сильно истерта, но количество ее было ограничено, и вследствие того, на основании разъясненных мною начал, текущая ценность ее никогда не опускалась. Несмотря на столь значительное уменьшение в ее весе, должникам было постоянно выгоднее платить золотою монетою. И действительно, если бы количество этой легковесной серебряной монеты было необыкновенно велико, или если бы подобную легковесную монету выпускал монетный двор, то в интересе должников было бы расплачиваться, именно ею; но количество ее было ограничено, и это поддерживало ее ценность, а след., действительной единицей обращения было на практике золото.

Что это происходило так, того никто не отрицает; но некоторые предполагали, что это было последствием закона, который объявил, что серебро не должно быть законным орудием для всякого платежа, превосходящего 25 ф., за исключением расчета по весу, в соответствии с монетною единицею.

Но закон этот не препятствовал ни одному должнику в уплате долга, на какую бы сумму он ни простирался, серебряной, монетой, только что вышедшей из монетного двора; что должник не платил этим металлом, это не было ни делом случая, ни делом принуждения, а единственно результатом выбора: ему было не с руки нести на монетный двор серебро, и в то же время было с руки нести сюда золото. Весьма вероятно, что если бы количество этого легковесного серебра в обращении было необыкновенно велико, а также, если бы оно было законным орудием платежа, то гинея снова приобрела бы ценность 30 шиллингов; но при этом упал бы в ценности легковесный шиллинг, а не поднялась бы гинея.

Итак, ясно, что пока каждый из обоих металлов одинаково служил законным орудием платежа для уплаты долгов на всякую сумму, до тех пор главная наша единица меры ценности подвергалась непрестанным колебаниям. Иногда это было золото, иногда серебро, что зависело целиком от колебаний в относительной ценности обоих металлов; и в такое время металл, который не был единицей, был сплавляем и вытесняем из обращения, так как ценность его была выше в слитке, нежели в монете. Это было такое неудобство, устранение которого было в высшей степени желательно; но прогресс улучшений так медлен, что хотя оно было безусловно доказано Локке и указываемо с тех пор всеми писателями о деньгах, но лучшая система ни разу не была усвоена до парламентской сессии 1816 года, когда было постановлено, что одно только золото должно служить законным орудием платежа на всякую сумму, превосходящую 40 шилл.

Ад. Смит, кажется, не обратил достаточного внимания на употребление двух металлов в качестве монеты, причем каждый из них служит законным орудием платежа на всякую сумму, ибо он говорит, что

«в действительности, в течение того времени, когда продолжается какая-нибудь правильная пропорция между относительной ценностью различных металлов в монете, ценность наиболее драгоценного металла регулирует ценность всей монеты».

Так как в его время золото было таким посредником, который был всего более с руки должникам для уплаты их долгов, то он полагал, что золото одарено каким-то внутренним свойством, благодаря которому оно регулирует, и всегда будет регулировать ценность серебряной монеты.

Во время переделки золотой монеты в 1774, новая гинея, только что вышедшая из монетного двора, обменивалась бы только за 21 легковесный шиллинг; но во время царствования короля Вильгельма, когда в совершенно подобном же положении была серебряная монета, точно также вновь отчеканенная гинея обменивалась бы за 30 шиллингов. Буханан замечает на это: