Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Но когда это бедствие дает себя чувствовать непосредственно вслед за переходом от войны к миру, то сведения, которые мы имеем о существовании подобной причины, делают весьма вероятным то мнение, что фонды на содержание рабочих были скорее отведены от своих обыкновенных каналов, нежели существенно уменьшены, и дают право надеяться, что после временных страданий благосостояние народа снова увеличится. Нужно также припомнить, что отсталое состояние общества есть всегда ненормальное состояние. Отдельный человек переходит от детства к мужественному возрасту; после этого силы его начинают падать и, наконец, он умирает. Но такой путь не есть путь наций: если нация раз приобрела наибольшую силу, то, быть может, она не будет в состоянии идти дальше подобной границы; но естественное ее стремление состоит в том, чтобы в течение столетий продолжать поддерживать свое богатство и население на одном и том же уровне благосостояния.

В странах богатых и могущественных, где затрачено много капиталов на машины, бедствие, происходящее вследствие изменения в направлении торговли, будет более чувствительно, нежели в странах более бедных, где сравнительно меньше постоянного и больше оборотного капитала, и где, след., более значительная часть работы производится ручным трудом. Оборотный капитал не так затруднительно извлечь из того помещения, в которое он может быть затрачен, как капитал постоянный. Часто бывает невозможно перевести машины, построенные, быть может, для одного рода мануфактуры, в мануфактуру другого рода; но пища, одежда и жилище рабочего в одной отрасли занятий могут одинаково служить рабочему в других отраслях труда, или тот же самый рабочий может получать ту же пищу, ту же одежду, то же жилище, хотя бы он был употреблен на другое занятие. Но это зло есть одно из тех, которым должна подвергаться богатая нация, и жаловаться на это имело бы не более смысла, как и богатому купцу печалиться о том, что корабль его подвергнется морским опасностям в то время, как хижина его бедного соседа находится в защите от всех таких случайностей. Самое земледелие не изъято от подобных случайностей, хотя подвергается им в меньшей степени. Война, прерывающая международную торговлю, часто мешает вывозу хлеба из тех стран, в которых он может производиться с незначительными издержками, в другие страны, которым в этом отношении природа менее благоприятствует. При подобных обстоятельствах в земледелие направляется необыкновенно большое количество капитала, и страна, которая прежде ввозила хлеб, становится независимою от иноземной помощи. С окончанием войны препятствия к ввозу прекращаются, и начинается пагубное для туземного производства соперничество, от которого он не может уклониться, не принося в жертву значительной части своего капитала. Лучшим образом действий для государства было бы взимать налог, – ценность которого уменьшалась бы время от времени, – с ввозимого в страну иностранного хлеба в продолжении ограниченного числа лет, чтобы доставить туземному земледельцу удобства для постепенного извлечения его капитала из земледелия[37].

Принимая такую меру, страна, быть может, не давала бы своему капиталу наиболее выгодного распределения, повременный налог, которому она подчинилась бы, приносил бы выгоды отдельному классу общества, капитал которого был употреблен в высшей степени полезно, потому что доставлял надлежащее количество пищи во время остановки ввоза. Если бы следствием подобных усилий, сделанных в критическую эпоху, была бы опасность разориться по окончании затруднений, то капитал избегал бы подобного употребления. Кроме обыкновенной прибыли на капитал, фермер мог бы надеяться на вознаграждение за тот риск, которому он подвергается во время внезапного прилива хлеба, и, след., цена хлеба для потребителя, в то время, когда последний имел бы большую нужду в припасах, возрастала бы не только вследствие увеличения издержек производства хлеба внутри страны, но еще и от страховой премии, которую он был бы принужден уплачивать за специальный риск, сопровождающий это употребление капитала. И хотя бы для страны ввоз хлеба по дешевой цене представлял более значительную выгоду, несмотря на какое бы то ни было пожертвование капиталом, но, тем не менее, быть может, следовало бы желать, чтобы в течение нескольких лет взималась с этого товара ввозная пошлина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее