Начала политической экономии и налогового обложения

«находя, что гинеи в его сундуках уменьшаются с каждым днем, естественно предположить, что банк пожелал бы прибегнуть к замещению их всеми действительными и не чрезвычайно дорогими средствами. До известной степени он был бы расположен приобретать покупкой золото, хотя и по невыгодной цене, и перечеканивать его в новые гинеи; но он станет делать это как раз в то время, когда многие лица частным образом превращают в слитки то, что было вычеканено. Одна сторона стала бы в таком случае переплавлять металл и продавать его, а другая покупать и обращать в монету. И каждая из этих двух противоположных операций будет совершаться в подобном случае не в видах действительного вывоза каждой расплавленной гинеи в Гамбург, но все дело, или, по крайней мере, значительная часть его, будет ограничено пределами Лондона, так как и те, которые чеканят из слитков гинеи, и те, которые плавят гинеи в слитки, живут в одном и том же месте и дают постоянную работу друг другу».

«Если мы предположим,

– продолжает Торнтон, —

как мы это и сделали сейчас, что банк ведет подобную борьбу с теми, кто плавит гинеи, то он, очевидно, отваживается на весьма неравный бой, и, если бы даже банк не был утомлен им скоро, то он, конечно, устал бы от него скорее, чем его противники».

Таким образом, банк был бы, в конце концов, вынужден прибегнуть к единственному состоящему в его власти способу, чтобы положить предел запросу на гинеи. Он стал бы извлекать из обращения часть своих билетов и продолжал бы это до тех пор, пока ценность их не возросла бы до уровня ценности золотых слитков, а, след., и до уровня обращения других стран. Тогда прекратилась бы всякая выгода от вывоза золотых слитков, а, вместе с тем, и искушение к размену банковых билетов на гинеи.

Итак, с этой точки зрения ясно, что искушение вывозить деньги в обмен за товары или то, что называется неблагоприятным торговым балансом, порождается исключительно одним только изобильным обращением. Но Торнтон, который рассматривал этот предмет в слишком общем свете, предполагает, что весьма неблагоприятный торговый баланс может быть обусловлен в данной стране дурным урожаем и сопутствующим ему вывозом хлеба; он полагает, что в то же время страна, которой мы должны за хлеб, может не пожелать принять в уплату долга наши товары, и вследствие этого баланс нашего долга этой стране должен быть выплачен из той части нашего обращения, которая состоит в монете, а это возвышает спрос на золото и его цену. Он думает, что банк оказывает купцам значительную, услугу, пополняя своими билетами ту пустоту, которая порождается вывозом металла.

Так как Торнтон признает во многих местах своего сочинения, что цена слитков золота определяется золотою монетою, и так как он соглашается с тем, что закон, направленный против переплавки золотой монет в слитки и против вывоза ее, обходится весьма легко, то отсюда следует, что никакой спрос на слитки золота, от какой бы причины он ни происходил, не может возвысить монетной цены этого товара. Ошибочность этого способа рассуждения происходит от того, что он не проводит различия между возвышением ценности золота и возрастанием монетной цены его.

Если бы существовал значительный спрос на хлеб, то монетная цена его возросла бы, ибо, сравнивая хлеб с монетою, мы в действительности сравниваем его с другим товаром, и по той же самой причине, когда заявляется значительный спрос на золото, его хлебная цена должна возрасти; но ни в каком случае один бушель пшеницы не может стоить дороже, чем другой бушель пшеницы, или одна унция золота дороже другой унции золота. Как бы ни был значителен спрос на золото в слитках, но одна унция последнего не может иметь большей ценности, нежели одна унция золота в монете или 3 ф. 17 ш. 10 п., пока цена золота в слитках определяется золотою монетою.