Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Охотно согласятся с тем, что пока в обращении находится сколько-нибудь значительное количество слитков, то хотя всякое увеличение числа банковых билетов понизит на короткое время ценность всего обращения, как бумажного, так и золотого, но такое понижение не будет постоянным, ибо изобильное и дешевое обращение понизит вексельный курс и послужит причиною для вывоз части монеты, который прекратится тотчас же, как только восстановится снова ценность остатка обращения, а также и al pari вексельного курса. Увеличение количества мелких билетов послужит, таким образом, в конце концов, заменою одного обращения другим, металлического бумажным, и не станет действовать на подобие того, как действительное и постоянное увеличение обращения[89]. Но мы однако не лишены критерия, при помощи которого мы имели бы возможность определить относительное количество обращения в различные периоды, независимо от банковых билетов, и на который мы хотя и не можем положиться безапелляционно, но все же можем полагать, что он послужит нам достаточно точным признаком для решения обсуждаемого нами вопроса. Этот критерий – количество билетов в 5 ф. и выше в обращении, которые, как мы имеем основание рассчитывать, всегда сохраняют некоторую довольно правильную пропорцию ко всему обращению. Так, если в 1797 году количество банковых билетов этой категории возросло от 12 до 16 миллионов, то мы можем заключить, что все обращение увеличилось на одну треть, если только размеры округов, в которых обращаются банковые билеты, не сделались обширнее или меньше. Билеты ниже 5 ф. выпускаются в той пропорции, в какой металлическое орудие изымается из обращения, и количество их еще увеличивается, когда наступает увеличение числа билетов высшего наименования.

Если я смотрю правильно на этот вопрос, допуская, что относительно увеличения количества нашего обращения можно сделать заключение из увеличения количества банковых билетов в 5 ф. и выше, и нельзя никаким образом составить себе понятия по увеличению числа билетов в 1 и в 2 ф., которые становятся на место вывезенных или спрятанных гиней, то я должен вполне отвергнуть расчеты Пирса, потому что они основаны на предположении, что всякое увеличение билетов этой категории представляет и увеличение всего обращения на ту же сумму. Если мы обратим внимание на то, что в 1797 году в обращении вовсе не было билетов в 1 и в 2 ф., но что их место было всецело занято гинеями, и что, начиная с этого периода, их было выпущено не менее 7 миллионов, частью для замещения вывезенных и спрятанных гиней, частью же для сохранения пропорции между обращением для более и для менее значительных платежей, то мы увидим, к каким заблуждениям может приводить подобная аргументация. Я не могу приписывать записке Пирса, о которой идет речь, никакого значения в противоположность тому мнению, которое я сам решился высказать, а именно, что неблагоприятный торговый баланс и последующий низкий курс всегда могут быть прослежены до относительно чрезмерного и дешевого обращения[90]. Но если бы умозаключения Пирса и не были столь же неправильны, как были неправильны его факты, то извлеченные им из последних выводы не гарантированы ни в каком случае.

Пирс утверждает, что возрастание количества банковых билетов с января 1808 года до Рождества 1809 года было от 17 до 18 миллионов, или простиралось на 500,000 ф. ст., что курс на Гамбург в течение того же периода упал от 34 ш. 9 гр. до 28 ш. 6 гр., след., увеличение количества билетов простиралось менее чем на 3 %, а упадок курса более чем на 18 %.

Но откуда почерпнул Пирс то сведение, что на Рождество 1809 года в обращении находилось только 18 миллионов банковых билетов? Просмотрев все отчеты, которые мне удалось найти относительно количества банковых билетов, находившихся в обращении в конце 1809 г., я могу прийти лишь к тому заключению, что утверждение Пирса неверно. Мушет дает в своих таблицах по четыре банковых отчета в год. В последнем отчете за 1809 год он определяет количество банковых билетов в обращении в 19.742,998 ф.

В приложении к отчету «Комитета о Слитках» и в отчетах, недавно составленных для палаты общин, количество банковых билетов в обращении

12 декабря 1809 года оказывается равным 19.727,520 ф.

1 января 1810…………. 20.669,320 ф.

7 января 1810…………. 19.528,030 ф.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее