Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Единственная разница между десятиной и налогом на суровье состоит в том, что первая есть переменный, второй же – постоянный денежный налог. При неподвижном состоянии общества, когда легкость производства хлеба не возрастает и не уменьшается, результаты того и другого налога должны быть совершенно одинаковы, потому что при таком положении вещей цена хлеба была бы постоянна, а след., и налог был бы также постоянен. Но при состоянии упадка или при таком состоянии, когда в земледелие вводятся крупные усовершенствования, и когда, след., ценность сырого продукта понижается относительно других вещей, десятина становится налогом более легким, нежели постоянный денежный налог, потому что если бы цена хлеба упала от 4 до 3 ф., то налог понизился бы от 8 до 6 ш. При прогрессивном состоянии общества, не сопровождаемом никакими значительными улучшениями, цена хлеба поднялась бы, и десятина стала бы более тяжелым налогом, нежели постоянный денежный налог. Если бы хлеб поднялся от 4 до 5 ф., то десятина поднялась бы, для одной и той же почвы, от 8 до 10 ш.

Ни десятина, ни денежный налог не коснутся денежной ренты землевладельцев, но как та, так и другой повлекут за собою значительное изменение хлебной ренты. Мы уже видели, каким образом действует на хлебную ренту денежный налог, и очевидно, что подобное же действие было бы произведено и десятиной. Если бы участки №№ 1, 2, 3 доставляли 180, 170 и 160 кварт., то рента простиралась бы до 20 кварт, для № 1 и до 10 кварт, для № 2; но по уплате десятины, это отношение прекратилось бы: ибо если взять каждого из этих продуктов, то остаток будет составлять 162, 153, 144, и, след., хлебная рента № 1 будет уменьшена до 18 кв., а № 2 до 9 кв. Но цена хлеба возросла бы от 4 ф. до 4 ф. 8 ш. 10 п., потому что 144 кв. так относятся к 4 ф., как 160 кв. к 4 ф. 8 ш. 10 п., и след., денежная рента осталась бы прежняя, ибо она составляла бы 80 ф. на № 1 и 40 ф. на № 2[23].

Главное возражение против десятины то, что она не представляет, собою постоянного и единообразного налога, но что ценность ее увеличивается в соответствии с возрастающею трудностью производства хлеба. Если трудность эта такова, что цена хлеба составляет 4 ф., то налог будет равняться 8 ш., если цена хлеба увеличивается до 5 ф., то налог составляет 10 ш., и если цена хлеба достигает 6 ф., то налог простирается до 12 ш. Не только возрастает ценность налога, но и вся сумма его становится более значительною, так что когда обрабатывался участок № 1, то налог получался только с 180 кв., когда возделывался № 2, то налог взимался с 180+170 или с 350 кв., а когда поступил в обработку № 3, то налог взимался уже с 180+170+160 или с 510 кв. Не только увеличивается сумма налога от 100,000 до 200,000 кв. когда возрастает продукт от 1 до 2 шилл. кв., но в соответствии с излишком труда, необходимым на производство второго миллиона, относительная ценность сырых произведений почвы возвышается так, что 200 т. кварт., хотя по количеству и превышают прежний размер налога – 100 т. только вдвое, но могут приобрести тройную ценность.

Если бы равная ценность взималась в пользу церкви какими-либо другими способами и возрастала бы, подобно десятине, в соответствии с трудностью обработки, то результат был бы совершенно один и тот же, и, след, было бы ошибкой полагать, что десятина, потому что взимается с земли, наносит больший ущерб земледелию, нежели равный ей другой налог, взимаемый как-нибудь иначе. В том и другом случае церковь постоянно получала бы все большую да большую часть чистого продукта почвы и труда страны. В прогрессивном состоянии общества чистый продукт земли постоянно уменьшается, в отношении к валовому продукту, но в последнем счете все налоги падают на чистый продукт, все равно, находится ли страна на пути развития или в неподвижном состоянии. Налог, возрастающий одновременно с валовым доходом и падающий на чистый доход, должен быть по необходимости весьма тяжелым и крайне притеснительным налогом. Десятина составляет валового, а не чистого продукта почвы, и, след., по мере того, как возрастает общественное богатство, она прогрессивно должна поглощать более значительную часть чистого продукта, хотя бы и оставалась в одном и том же отношении к валовому продукту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее