Начальник Америки (СИ)

В правую нишу я планировал поставить статую Колумба. Но не родился ещё тот Церетели, чтобы сваять нечто оригинальное. Эскизы, что предложили в нескольких европейских мастерских, меня не устроили. Хотелось бы получить нечто в духе Бэкона, который умело сочетал современный стиль с античным. Недавно установленная статуя короля Георга в Сомерсет Хаус произвела на меня сильное впечатление. К сожалению скульптор был завален государственными заказами, а его конкуренты слишком строго придерживались канонов.

— Почему бы не поставить туда Беринга или русского первопроходца? — предложил Тропинин.

— Чирикова? — переспросил я. — Хм. Идея неплоха. Надо её обдумать.

Теоретически я мог попробовать себя в скульптуре. А по модели уже можно заказывать статую хоть в той же мастерской Элеоноры Коуд, где подвизался Бэкон и где я раньше покупал львов. Правда никто из старожилов не помнил, как выглядели Беринг или Чириков, чтобы создать убедительную модель, а если кто и помнил, то не имел возможности изобразить, описать. Из школьных учебников и детских книг в памяти осталось лишь толстое холёное лицо командора, но без каких-либо подробностей. К тому же я путал Беринга с Баренцем и мог изобразить не того. Облик же Чирикова и вовсе оставался белым пятном.

— Чириков чем-то походил на Арамиса в исполнении Люка Эванса.

— Даже не слыхал о таком.

— Как же? Ах да. Ну изобрази усредненного Арамиса. Только не Старыгина, он вышел слишком худым.

Я обещал подумать.

* * *

— Пиролиз древесины даёт лучший газ, с большей интенсивностью света, — признал Тропинин через неделю работы городского освещения. — Похоже я поспешил с углем…

— Что мешает переделать систему под дерево?

— Ничего. Пожалуй, я так и сделаю. Некоторое время спустя. А пока мне нужны продукты именно перегонки угля.

Городское освещение как до этого водопровод с канализацией являлось социальным проектом. Но в отличие от двух первых Тропинину не приходилось взимать за него абонентскую плату, он получал свою долю натурой.

Когда оборудование остывало, рабочие выламывали из печей кокс, сливали из конденсаторов дистиллят в одну бочку и выбирали смолу в другую, третья наполнялась аммиачной водой. Кокс шёл для питания паровых машин, бочки отправлялись в Эскимальт для дальнейшего выпаривания, перегонки и переработки содержимого.

Из всех производных по запаху Тропинин смог определить только аммиачную воду и креозот (этот знакомый мне фенольный дух шпальной пропитки). Оба продукта оказались востребованы. Первый в качестве удобрения, второй, как средство обработки деревянных конструкций, в том числе шхун. Пиролиз дерева давал немного другой выход, в том числе ацетон и метиловый спирт. Не считая изготовления красок широкого применения им пока не находилось. Метанол я и вовсе предлагал уничтожать, дабы у наших варваров не возник соблазн внутреннего употребления, но Лёшка хранил его в бочках для будущих нужд.

Тропинин не успокоился, пока не выжал из нового предприятия всё что мог. Поскольку при охлаждении продуктов коксования нагревались большие объемы воды, Тропинин вместе со своими бенгальцами джоби перенес сюда прачечную. Некоторым образом усовершенствованное оборудование напоминало стиральные машины-автоматы конца тысячелетия. Большие барабаны, частью погруженные в котёл, заполнялись бельем и вращались. В зависимости от режима в котёл запускали то кипяток, то горячую воду с мылом, то холодную для полоскания. Вращение пока осуществлялось силой самих джоби, но Тропинин уже думал, как приспособить к делу паровую машину, используя всё то же тепло от коксовых батарей.

Всё это было не так важно, как то, что теперь по главным улицам можно было ходить даже по ночам. Хотя особо ходить пока ещё было некуда. Разве что в кабаки или в гости друг к другу. Но я уже задумывался над развитием ночной жизни. От заката до рассвета? Почему бы и нет?

Глава двадцать третья. Деньги

Глава двадцать третья. Деньги

В любом европейском городе я чувствовал себя обыкновенным человеком. Прохаживался по улицам или паркам, смешиваясь с толпой, или наблюдал за течением жизни сидя в кофейне, трактире, пабе. В Виктории смешаться с толпой было невозможно. Невозможно было остаться неузнанным в кабаке или даже инкогнито проехать на фаэтоне. Точно на голове моей мигал синий проблесковый маячок, а на лбу выжгли тавро. Тавро начальника.

Всесильная организация, которая даже не имела названия, запустила свои щупальца во все сферы жизни. Компания купца Емонтаева, как значилась она в бумагах империи, являлась лишь малой частью огромной структуры и выполняла скорее представительские функции. Ни туземная гвардия, ни береговые укрепления, ни большинство кораблей, ни куча коммерческих или социальных проектов ни в каких официальных бумагах не числились. Только в особой росписи Комкова. Но каждый в городе, да и на всем побережье, знал, кто держит в руках рычаги приводных механизмов.