— Нам с ними детей не крестить.
— Это уж точно!
— Но союзники нужны.
— Мы захватили долину силой, — сказал Степанов. — Но большинство дикарей этой местности умерло от оспы. Когда уходили с Камчатки там как раз оспа лютовала, да вы знаете. Вот и завезли. Но потом как-то угасла сама собой, на другие жила не перешла. Думаю это нам пособило больше даже, чем пушки. Дикие восприняли прилипчивую болезнь, как волшебную силу. Ману, по-ихнему.
Оказывается я знал ещё одно гавайское слово.
— Теперь опасаюсь, что дикие от нас такого же волшебства будут ждать и против своего врага. А когда мы не сможем уморить противное войско, то станем виновны в поражении.
— А пушки с ружьями на что?
— Пустое. У нас из пушек один фальконет. Пороху двадцать фунтов, да и тот плох. Картечи на дюжину выстрелов. Остальное с кораблём ушло. Как и большая часть военных людей.
— Сколько с вами осталось?
— Сорок один мужчина и две женщины. Это все разом — русские, камчадалы и алеут. Ещё с полсотни гавайских мужчин, на которых можно положиться. Все они здесь живут, под стеной. Несколько сотен в других деревнях. Но те не особо надежные.
Из-за плетёной занавески, заменяющий дверь, раздался громкий голос:
— Можно войти, Ипполит Семёнович?
— Заходите, Спиридон.
В дом вошел человек, в котором я узнал большерецкого письмоводителя. Мы пересекались с ним пару раз по каким-то мелочам. Причем оба раза в Охотске.
Увидев меня он от удивления зазевался да так, что споткнулся о какой-то угол. Едва устоял на ногах.
— Вот это да, а говорили ты потонул! — сказал письмоводитель, присаживаясь на соседний бочонок.
— Выплыл, — я решил разнообразить ответ.
А про себя чертыхнулся. Вот же, сам наставлял капитанов, чтобы повсюду распространяли слух о трагической погибели Ивана-Американца. Но Беньовскому-то писал от прежнего себя. А он, похоже, ни с кем не делился корреспонденцией.
— Какими судьбами? — начал было Спиридон, но осекся. — Простите, Ипполит Семенович.
— У вас неотложное что-то? — спросил тот.
— Уала к концу подходит. Прошлогодний гниёт. А нового уала канаки не несут, подлецы. А сбор давно уж объявлен.
Я усмехнулся от сочетания привычного домашнего с местным колоритом.
— Чего же смешного? — слегка обиделся Спиридон.
— Европейцы называют этот овощ бататом или сладким картофелем.
— Не несут, потому что почуяли перемену во власти, — сказал Степанов.
— И что же, с матросами к ним сходить?
Как я понял здесь весь рядовой состав называли матросами. Промышленников, казаков, камчадалов.
— Обождите немного с матросами, Спиридон. Мы как раз об этом говорим.
Пока они говорили, я выкладывал на стол то, что приготовил в подарок Беньовскому. Две бутылки виски «Нез?вай». Две упаковки по фунту байхового чая, фунт сахара, полфунта кофе (собственных обжарки и помола), бутылку оливкового масла, пару книг аббата Прево и «Монахиню» Дидро — всё на французском, а также пару прошлогодних номеров Санкт-Петербургских «Ведомостей».
За подарками последовали свернутые в рулон карты Оаху и всех больших островов.
— Фёкла! — крикнул Степанов.
Из соседней комнаты появилась гавайская женщина, что называется, кустодиевского типа. Даже не думал, что полинезийки могут быть такими пышными. Им же в каноэ помещаться полагалось.
— Прибери гостинцы, — распорядился Степанов.
Фёкла начала с продуктов. Я положил руку на сверток с картами, давая понять, что его убирать не надо.
— Как там в России? — спросил Степанов, разглядывая «Ведомости» и заметно сдерживая вздох.
— Бунт самозванца подавили, — сообщил я. — Вы же слышали про него?
— От ваших моряков только.
Я в двух словах пересказал ход восстания и заметил, как блеснули глаза у обоих слушателей, когда пришлось описывать огромные территории, что попали под власть самозванца, перечислять дворян и податные сословия перешедшие на службу к нему.
— Ну вот, — закончил я. — Самого Пугачева с товарищем его четвертовали на Болотной площади, многих ещё раньше повесили, остальных отправили на каторгу.
— А война с турками? — спросил Степанов.
— Благополучно завершилась. Присоединили к России Керчь, но Архипелаг греческий пришлось вернуть туркам.
— Что ж, так-то?
— А по той же причине, Ипполит Семёнович, по какой будет трудно удержать здешние острова.
Степанов махнул рукой. Фёкла унесла подарки в другую комнату, Спиридон вышел наружу рассказывать услышанное товарищам. А я, наконец, развернул карту.
— Да меня дошли слухи, что скоро начнётся большая война между гавайскими князцами. И Оаху не останется в стороне.
— Скоро? — уточнил Степанов.
— Может в этом году, может в следующем. Силы копятся. А англичане уже гостили на соседних островах.
— Англичане? — нахмурился Степанов. — Много?
— Два корабля. Пока ничего страшного. Путешествуют с учёными целями. Но и они возбудили среди местных князцов желание прирасти соседскими землями. Пока есть такая возможность. Ведь за учёными неизбежно придут торговцы, плантаторы, а там и военные. И с европейцами диким уже не сладить.
— А Беньовский ушёл. Как же не вовремя!