Тот был возраста не молодого, но и не старого, лысина только намечается, брюшко еще через ремень не переваливается, а в черных усах нет седины.
— Кинолог? А где же ваша собака? — недоверчиво уставился на меня «летчик» (его синяя форма мне напоминала лётный мундир).
— Я тут не по работе, зашел к знакомому, смотрю — дверь в квартиру открыта. Проявил бдительность, постучал в эту дверь, позвал хозяев, но никто не откликнулся. Зашел, а тут этот висит…
— Он ваш знакомый?
— Нет, Эрик Робертович — мой знакомый. А кто висит, я понятия не имею.
— Вы ничего руками не трогали?
— Обстановка сохранена в неизменном виде, я проследил за этим.
— Что ж… Отлично, — закивал прокурорский. — Тогда приступим. Леночка, что скажете?
Леночка, уже надев медицинские перчатки, старательно ощупывала труп.
— Федор Леонидович, — обратилась «медсестричка» к следаку, — нужно снять тело. Я не достаю…
— Конечно, — кивнул он. — Сейчас все организуем.
— Только я попрошу, — вмешался криминалист Загоруйко, — не трогать петлю, не развязывать. Просто снимите ее аккуратно, не разрезая узлов. И отойдите, товарищи, мне нужно сфотографировать изначальное положение тела.
Все повиновались.
— А узлы вам зачем? — погладил усы «летчик».
— Вязка у петли необычная. Узел может содержать информацию о профессиональных навыках того, кто его завязал, — энциклопедично заметил Валентин.
— Не знал… — одобрительно покачал головой прокурорский. — Вы думаете, узел вязал не сам повешенный? Мне кажется, тут налицо обычный суицид. Сейчас Леночка еще свой вердикт нам озвучит, и станет ясно. Но петлю, на всякий пожарный, трогать не будем. Раз вы так говорите.
Общими усилиями Интеллигента сдернули с люстры. Он висел интересно — веревка, что проходила через мощную люстру, одним концом была привязана к спинке кровати. Судебная медичка тут же принялась ощупывать лежащий на полу труп на предмет переломов и прочих повреждений, задрала рубашку и осматривала теперь кожные покровы на предмет выраженности трупных пятен. Характер их распространения и цвет. Я поймал себя на мысли, что ее действия мне понятны, видимо, сжатый курс судебной медицины нам в Высшей следственной школе преподавали.
— Никаких признаков постороннего воздействия, — заключила Леночка, закончив осмотр. — Типичные признаки асфиксии. Очень похоже на суицид через повешение.
— Ну вот… я же говорил, — удовлетворенно хмыкнул следователь. — Спасибо, Леночка.
— Но вскрытие покажет более полную картину, — улыбнулась та. — Это предварительный осмотр.
— Конечно, конечно, — кивал и одаривал улыбкой «летчик» девушку. — Но поверь моему опыту, это обычный суицид.
— А дверь в квартиру была не заперта, — вставил я слово.
— Ну и что? У нас многие граждане дверь вовсе не запирают. Вот искореним преступность, и тогда вообще никто не будет запираться.
Уверенность следователя не усыпила мою бдительность. И не высказанная им утопия об искоренении преступности меня сейчас не волновала. Я всматривался в обстановку и просто-таки нутром чуял некую странность. Что-то мы упустили. Что же?
Я не сыщик, но надо соображать. Интеллигент — невысокого роста… Я подошел к табурету, который валялся на боку под люстрой. Криминалист его уже измарал дактилоскопическим порошком, отработал на предмет следов рук (хоть и безуспешно), и я его взял без перчаток. Поставил под люстру. Посмотрел наверх, потом вниз.
— Что-то не так, товарищ кинолог? — поинтересовался следак.
— Сан Саныч, — ответил я.
— Что?
— Называйте меня Сан Саныч. И да… что-то не так. Мне вот, например, не дает покоя одна каверзная деталь. А табуретка не слишком ли низкая для совершения суицида?
— Как это низкая? — следак отложил планшетку с протоколом и подошел ко мне.
— Мы не примерили ее… Не поставили под ноги повешенному. Он точно с нее бы достал до петли?
— Конечно, — уверенно кивнул следак. — Потолок тут высокий, это верно, но и петля низко свисает. На глаз видно, что все в порядке… Если так можно выразиться.
— А я бы все-таки проверил, Федор Леонидович, — закинул я горстку сомнений в умы присутствующих и следака.
— Сан Саныч прав, — поддержал меня Загоруйко. — Нужно проверить.
— Как вы себе это представляете? — следователь скептически улыбался. — Бред… Видно же было, что с табурета можно запросто влезть в петлю. Снова вешать тело на люстру?
— А почему нет? — пожал я плечами, подошел к Леночке и спросил: — Мадемуазель, у вас не найдется еще перчаток? Будем покойного взад вешать.
— Конечно, — сверкнула улыбкой медичка и выдала мне перчатки.
Несмотря на скептицизм Федора Леонидовича, тело мы снова водрузили на прежнее место. Я торжественно поставил под ноги Интеллигента табурет. Наступила двухсекундная тишина. Все переваривали увиденное. Ведь ноги трупа висели в воздухе и разве что скребли носками по табуретке — но пятки точно не доставали до сиденья.
— Его сначала задушили, а потом повесили, — предположил Гужевой, высказав уже очевидное.
— Нет, — замотала головой медичка. — Я внимательно осмотрела шею, странгуляционная борозда одна, других следов давления на кожных покровах нет.
— Чертовщина какая-то, — проговорил участковый.