Начальник милиции. Книга 4

Рука отца сжалась, будто схватила ремень, но, сделав затяжку, он разжал пальцы. Я стоял и слушал — сейчас для него выговориться было лучше всего.

— Что случилось?

— Брат мой погиб… Родной дядька Женьки… Они друг в друге души не чаяли…

— Сочувствую…

— И убийцу до сих пор не нашли, представляете? Вот если бы в области работали такие сотрудники, как вы, уверен, что этот гад уже был бы за решеткой.

— Убили? — уточнил я.

Не просто для продолжения разговора, а уже из профессионального интереса.

— Ножом в собственной квартире прирезали, — хмуро пояснил тот. — Ни свидетелей, ни подозреваемых. Кому он мог помешать? Журналист. Правда, видный журналист, а в прошлом так вообще международник. Из-за границы не вылезал, а потом на него анонимку накатали. Проверку провели, нарушения не подтвердились, но на Родину его вернули. Знаете, как у нас бывает? На всякий случай… Вот он теперь в родном Угледарске трудился, в местной газете, но и этого мало — кто-то забрал его жизнь…

Инженер скрипнул зубами и стал прикуривать вторую подряд сигарету.

Этот случай заинтересовал. Я не сразу сообразил почему, но решил узнать подробности. После того, как понял, что мент во мне берёт верх, я вообще своё любопытство в узде не слишком держал — пусть работает, всё в дело пойдёт.

— А как его убили? Извиняюсь за прямой вопрос, не из любопытства интересуюсь, а как сотрудник.

Семён Афанасьевич горестно покачал головой.

— Куча ножевых по всему телу, изрешетил его маньяк.

— Вот как? — удивился я, вспомнив, что нашего местного писателя прирезали именно так, причём в собственной квартире. — А почему вы считаете, что маньяк?

Маньяки в СССР всегда были, хоть про них и не принято было говорить в официальных источниках. Все как-то замалчивалось и не просачивалось через цензуру, пока не расстреляют.

— Ну а кто еще? — изогнул дугой бровь собеседник. — Бил ножом с остервенением, как попало, будто в припадке. Виданное ли дело, человека кромсать! Это каким надо быть монстром…

Я в задумчивости попинал ногой ветку. И способ убийства похожий, и даже профессии у погибших смежные: писатель и журналист. Чую, связаны эти убийства.

— А вы не знали, случайно, Ларионова Макара Ефимовича?

— Писателя? Конечно… Его все знали. Он же местная знаменитость.

Через ворох эмоций Гребешкова пробивалось недоумение — зачем такой вопрос?

— Так вот, его тоже убили, вчера, — пояснил я.

Всё равно в газетах напишут, разве что без подробностей.

— Да вы что? Вот так новость… Не верится даже. За что?

— А ваш покойный брат не был с ним знаком лично? Не поддерживал отношения?

Тот кивнул.

— Они вместе филфак закончили в Угледарске. Одногруппники, пять лет вместе учились.

— О, как интересно… — задумался я.

— Почему? — искренне удивился Семен.

— Извините, я с профессиональной точки зрения сказал… Два одногруппника по институту погибли, способ убийства схож. Попахивет серией…

— Его тоже ножом? — ахнул Гребешков.

— Да, — кивнул я.

— Не скажу, чтобы они были товарищами, много лет не общались, дружили-то только в студенчестве, а про Ларионова Владлен, это мой брат, рассказывал, что тот зазнался, когда взлетел на писательской ниве. Это потом он немного спился и перестал выдавать книги. На прошлых лаврах пока выезжал, но слава его катилась в закат. А теперь и вовсе сгинул, получается…

— А слава вашего брата? — спросил я. — Не катилась в закат? Еще раз извиняюсь за прямоту, но возможно, эти убийства связаны.

— Катилась, — вздохнул Семен. — Сами понимаете, что значит после заграничных командировок наш Угледарск. Не по его таланту область. Отмучился… эх…

— А когда его убили?

— Месяц назад.

Я еще поспрашивал Гребешкова-старшего про брата, но больше ничего интересного не узнал.

Покойный жил один, как и писатель, остальное всё как у всех: работа, дом, да и выпивать пристрастился в последнее время на почве переживаний и горечи по былой жизни.

Для меня картинка складывалась в интересный пазл. Получается, это может быть серия убийств. Но доказательств нет, кроме схожести способа их совершения. Всё косвенное — мало ли кто ножами машет, мало ли дурачков. Но сигнализировать об этом, думаю, стоит.

Я попрощался с Семеном и нашел прокурорского следователя. Он тоже ошивался в лагере: пропажа человека — его подследственность, так что он даже успел оформить осмотр места происшествия, пока я выручал пионера из леса. Теперь отказной состряпает с чистой совестью.

— Думаешь, мало в Угледарске трупов с колото-резаными? — скептически пожал плечами на мой рассказ Федя. — Да там в неделю по два случая, это ещё минимум.

Я покачал головой.

— Но они с одного факультета, с одной группы.

— Да ерунда это, — отмахнулся следак. — Разница в целый месяц. В нашей глубинке каждый с кем-то учился, работал или того, — Федя хитро прищурился, намекая на более интимные связи, какие бывают между людьми.

Я помолчал, но потом решил настоять.

— И всё же я бы проверил. Запроси подробности, проанализируй, сравни… Почерк, мне кажется, один и тот же…