Тогда Маша, как породистая лошадка, решила меня укусить, за шею. Я увернулся, и наши губы встретились. И огонь ссоры мигом перетек в иное русло. Не менее страстное, но гораздо более позитивное и приятное.
— Итак, товарищи, у нас кадровые передвижки, — на следующий день Кулебякин на утренней планерке взял в руки новый приказ по личному составу и стал зачитывать.
Я тоже пришел на планерку, не задерживаясь, хоть и был еще на больничном, но шеф попросил поприсутствовать на зачитывании приказа нового руководителя уголовного розыска.
— Приказом начальника ОВД Зарыбинского горисполкома от сегодняшнего числа, — декламировал Кулебякин, — назначить лейтенанта милиции Морозова Александра Александровича на должность старшего инспектора уголовного розыска этого же отдела с должностным окладом сто тридцать рублей, выплачивать оклад по званию — лейтенант милиции — сто пять рублей. Основание — рапорт Морозова.
Народ притих. Всех немного поразила новость, пока никто не знал, как реагировать. Ждали реакции от шефа. А тот, отложив бумажку в сторону, проговорил:
— Ну что же, товарищи. Сан Саныча вам представлять не надо. Он у нас теперь свой и пользы принес больше за несколько месяцев здесь, чем некоторые за годы службы. Прошу оказывать содействие молодому руководителю на новой ниве. Общее дело делаем, товарищи. Морозов, как с больничного выйдет, так и приступит к обязанностям. Да, Сан Саныч?
Кулебякин посмотрел на меня, кивнул. Я встал и традиционно проговорил:
— Служу Советскому Союзу!
Тогда народ ожил, понял, что все взаправду. И раздались аплодисменты. Громче всех хлопали Баночкин и Мария. Гужевой и два гаврика из угро аплодировали вяленько.
Ваня — понятно, почему филонил, а вот эти двое доверия мне не внушали. Под Трубецким ходили, наверняка ненадежные ребята — он их сам себе подбирал. Приглядимся, разберемся. Не зря у Кулябякна разрешением заручался на кадровые перестановки в теперь уже моем подразделении.
После планерки я направился в уголовный розыск. Кабинет — один на четверых. Просторный и светлый. Там, где сидел Трубецкой возле окна, место самое, что называется, козырное. Но его уже занял Прошкин. Он был постарше второго, по фамилии Стрельников.
— О, начальник! — улыбнулся Прошкин, развалившись на стуле. — А ты чего пришел? Ты же на больничном. Слышал, что шеф сказал? Выздоравливай и приходи…
Наглая морда опера осветилась гаденькой улыбкой. Видимо, они меня плохо знали, как впрочем, и я их. Думали, раз их двое (Гужевой держал нейтралитет) — то молодой начальник не в счет.
Нынешний я был и вправду чуть помоложе этих гавриков. Они уже, что называется, нагрели кость, и морды были шире моей. Я же выглядел поджарым, сухим, потому что в последнее время немного схуднул со всеми этими перипетиями. Но жир — дело наживное, Ася даже говорила, что мне так лучше, кубики видно.
А этим двоим кубики мои не видно, да и погоны пока не впечатлили. Наверное, думают, что под одеждой — тело дрыща. Но нет. До перелома руки я уже довел количество подтягиваний на турнике до двадцати трех раз. Гири — две пудовки одновременно выжимал двумя руками несколько десятков раз. Так что новое тело я заметно преобразил. Но теперь, с одной рукой, чувствовал себя немного ослабленным. Телом, но не духом. Ха…
— Чем собираетесь сегодня заниматься? — изобразив миролюбие, спросил я Прошкина.
Судя по всему, он считал себя неформальным лидером. И был самый крупный в угро, на полголовы выше меня и жопа шире.
— Есть парочка краж, — хмыкнул оперативник, — с прошлого месяца болтаются. Вот их и будем отрабатывать. А может, и не их. Видно будет, чего гнать лошадей? Работа, что называется, не волк. Да, Олежка? — обратился он к напарнику, Стрельникову.
— Угу, — улыбнулся тот.
Стрельников был поскромнее и на рожон не лез, лишь наблюдал, как здесь не слушаются нового старшего инспектора.
Это ему явно нравилось, но сам он все одно помалкивал. Осторожничал. Скользкая ящерка. И выглядел, как пресмыкающееся — неказисто и неброско, но глазки-бусинки настороже и с хитрецой. С таким в разведку не пойдешь. Вмиг кинет или сдаст…
— Кражи подождут. Займитесь Чудиновым, — сказал я. — У него трое суток задержания истекает, а там, хрен знает, подпишет прокурор арест или нет, придется выпускать тогда. Крутите его, может, что и скажет. Проверь по месту жительства. Выясните — чем жил, чем дышал, отработайте круг общения, узнайте…
— Я же говорю, Морозов, — не стесняясь меня перебивать, лыбился Прошкин. — У нас кражи с прошлого месяца висят.
— С прошлого месяца, — проговорил я по-прежнему спокойно, потому как надо было зарядиться сначала гневом, а потом его выплеснуть, — нужно было в прошлом месяце раскрывать. Все одно ведь не раскроете, я вас знаю… чего время тратить?
— Может, и не раскроем, — приняв мой спокойный тон за беззубость, оперок уже совсем воодушевился своим кабинетным альфачеством и даже сподобился демонстративно закинуть ноги на стол, сверкая лакированными туфлями почти возле меня.
— Ноги складывать на стол некрасиво, — улыбнулся я. — Не дома. Убери…