Начальник тишины

Влас, Влад и Архипыч уселись за стол, а Замоскворецкий полулежал на тахте, так как чувствовал слабость из‑за большой потери крови.

Совет четырех постановил: Архипыча и Замоскворецкого срочно переправить к отцу Серафиму, а там, как он благословит.

Влад оставил денег и помчался по делам, а Влас отправился ловить для беглецов такси.

Глава пятьдесят первая.

Зеркало

Когда Князев вернулся из морга 52–й больницы в свой офис на Садовом, то подчиненные предпочитали не показываться ему на глаза. Хозяин был явно не в себе, он буквально рвал и метал. Гнев был вызван тем, что из морга пропали два трупа — Василисы и Замоскворецкого. Причем в больнице никто ничего толком объяснить не мог, так как по неизвестным причинам отсутствовал дежурный по моргу.

Уединившись в кабинете, Князев набрал номер телефона. Когда на том конце провода сняли трубку, он дрожащим от волнения голосом стал жаловаться:

— Сиятельный! Я ничего не понимаю: покойники из морга пропали, нет ни Жана, ни девки! Дед там был подозрительный, он мне сразу не понравился. Так и он исчез, собака! Скажи, сиятельный, это дедовых рук дело? Дедовых?! Я его лично придушу, собаку!

В ответ раздался голос — разнеженный и властный, вкрадчивый и презрительный одновременно:

— Успокойся, князь. Все намного сложнее, чем ты думаешь. Василиса уже в земле гниет, на кладбище, и про нее можешь забыть, а вот Замоскворецкий жив. Они со стариком сбежали.

— Что!? Жив? Убью! Предатель! Где они? Дай адрес!

— Тише, мальчик мой, тише. Криком делу не поможешь. К сожалению, к великому сожалению, ни Замоскворецкий, ни старик, его сподручный, нам сейчас недоступны… Пока недоступны.

— Как? Я умоляю, сиятельный, дай адрес. Ты же можешь.

Собеседник несколько повысил голос:

— Повторяю для глухих и бестолковых: Жан и старик нам не–до–ступ–ны. Понятно? Неужели ты думаешь, что я не предоставил бы тебе возможности с ними разделаться?.. Но Он мешает.

— Я Его ненавижу! Почему Он вечно нам мешает? Почему Он мешает всем нам нормально жить?!

— Мальчик мой, если ты меня любишь, успокойся, возьми себя в руки. Мы все‑таки кое‑что еще можем. Ты все приготовил для Власа?

— Да.

— Хорошо. Очень хорошо. Теперь время. Бери его. И постарайся сделать славный подарок нашему Оппоненту. Главное, запомни, меня не интересует тело этого уголовника, меня интересует его душа. Ты понял?

— Понял, сиятельный. Какой ты умный. Только ты умеешь так все просто и понятно объяснить и устроить. Я люблю тебя.

— Докажи свою любовь делом.

— Обязательно докажу!.. Только у меня одна просьба. Мне это очень важно. Я так давно не видел твоего лица. Пожалуйста, дай взглянуть на тебя хоть кратко. Это придаст мне сил. Мне это очень и очень нужно.

Собеседник не сразу ответил:

— Ты же знаешь, князь, я не люблю, когда меня видят. Пусть лучше думают, что меня нет. Так спокойнее и мне, и им. Но ради тебя… Закрой понадежнее входную дверь. Ты будешь видеть меня минуту. Слышишь? Целая минута блаженства! Это мой подарок тебе. Смотри же, не подведи с Власом.

На том конце провода повесили трубку. Князев рванулся к двери кабинета, запер оба замка и задвинул щеколду. Нетвердой походкой он подошел к огромному зеркалу, висевшему на западной стене кабинета. Глаза его нервно поблескивали, из приоткрытого рта показался язык, обильно выделявший слюну. Князев напоминал наркомана перед принятием дозы.

Зеркало помутнело, как бы наполнившись дымом. Вскоре за дымкой стала различима просторная зала, освещенная ярким неоновым светом. В центре залы, под огромным колпаком из толстого стекла, восседал на троне красивый молодой человек лет двадцати пяти. Внешний вид его был подобен цветку. На голове поверх густых огненно–рыжих волос красовался изящный венец из золота и драгоценных камней. Одежда была изумительной, хотя и несколько музейной: шитый серебром длинный камзол, узорчатая батистовая голубая рубаха, обтягивающие черные блестящие рейтузы, высокие кожаные сапоги. Перстни и браслеты украшали его руки. Тело лучилось голубоватым сиянием. Одно только могло смутить непредвзятого наблюдателя: с близкого расстояния становилось заметно, что вместо кожи у молодого человека была змеиная чешуя.

Глава пятьдесят вторая.

Рукопись «Начальник тишины»

Х. Страдание

* Грустная бабочка в пасмурном небе, как одинокий святой в этом сером мире.

* Человеческой природе свойственно сопротивляться страданиям и избегать их. Вместе с тем, страдания — это природа и сущность сего временного мира. Потому немыслимо вообще преодолеть страдания в мире сем. Страдание находится в центре духовных поисков человечества. Человек живет в страданиях, и делать вид, что их нет, бессмысленно. И все‑таки люди пытаются избежать страданий.

Самый наивный и, казалось бы, простой способ уйти от страданий — это убить себя. Но всякое самоубийство есть несостоявшийся побег. Сразу же после смерти самоубийцу, сбежавшего от земных скорбей, ждут вечные муки.