Начало

Может потому, что и своем мире насмотрелась, как вместо того, чтоб о душе думать, как и моралью и правилами положено, если уж верующим называешься, эгоисты от религии вымаливали у боженьки вполне материальные блага, да еще и возмущались, если не получали требуемого. Будто не молитву вели, а заказ наложным платежом на товар по каталогу оформляли. Честное слово, мне становилось жаль бога, который по миллиону раз на дню слышит (он ведь обязан каждую молитву слыхать) "дай, дай, дай" и очень редко "спасибо тебе Господи, за то, что есть мир и я в этом мире".

Да, деловые ребятишки, похоже, пытались заручиться помощью из всех возможных источников и только когда официальная медицина и религия оказались бессильны, решили обратиться к магической практике. В городе, может зря я на Лорда наехала, спрос с магов и магев поменьше, есть кому народу помочь?

— А ведь правда твоя, почтенная магева, — удивленно согласился Оль насчет участия Миранды. — Я не подумал, что ОНА так помогать тоже может. Значит, вылечишь тятю?

— Вылечу или нет, сразу сказать нельзя, вот погляжу на вашего больного, тогда и решу, — не стала я заранее обнадеживать малышей. Хороший доктор никогда, не увидав пациента, прогнозы раздавать не станет, тем более обнадеживающие прогнозы. Интересно, кстати, сколько же лет ребятишкам, уж больно разумно себя ведут. Семь, восемь или побольше? А что хилые такие, так это от скверного и нерегулярного питания? Сильно ли на хлебе с водой вырастешь. Организм не дурак, ему мясо, овощи, фрукты подавай, тогда и в рост пойдет и про запас чего-нибудь на косточки отложит.

Как и обещал Лакс, мы добрались до Куриной Гузки довольно быстро. Я бы назвала эти трущобы по иному, более крепким словцом относящимся к тылам телесным. Причем никто даже носа не расквасил, навернувшись о камни или прогнившее дерево. Убогий домишко в один этаж из трухлявых досок — не хуже, не лучше, чем кучка таких же жалких — встретил нас кислым, спертым воздухом, дымом, мужским храпом и скорбным детским сопением. Когда глаза малость привыкли к полумраку, в крохах вечернего света сочащегося по капле в узкое оконце под крышей и через дверь я рассмотрела стол, две длинных лавки, очаг прямо на полу, топчан, на котором навзничь, как колода, лежал человек, укрытый каким-то тряпьем, и маленькую фигурку, скорчившуюся у его ног.

— Ваник, мы магеву привели! — похвастался Оль, опередив обиженно засопевшую Павку.

— И еды принесли! — торопливо прибавила девочка, пока и эту восхитительную новость не выдал Оль. Зацапав у Лакса мешок, малышка продемонстрировала его пухлые очертания брату.

Дети есть дети, беда в жизнь пришла, а все-таки и для радости места находится. Иной взрослый давно бы руки опустил, сдавшись на милость судьбы, а эти малявки барахтаются, не унывают. Так и надо, молодцы! Если судьба видит, что ты улыбаешься, сама в ответ улыбаться начнет, а к хмурому да нудному удача редко приходит, если только он ее измором возьмет, да и тогда он радости от своего благополучия обрести не сможет.

Бдящий мальчонка встряхнулся и робко пискнул:

— Хорошо.

— Темно, как в заднице трубочиста, — образно ругнулся Лакс, — надо было свечей из трактира захватить. Как ты тут колдовать-то сможешь?

— Чего-нибудь придумаю, — небрежно откликнулась и, достав карандаш, нацарапала на стене у топчана с так и не проснувшимся больным руну Кано, очень сосредоточенно желая, чтобы она обратилась светом, а вовсе не огнем, спалившим всю Куриную Гузку и поджарившим нам пятки почище инквизитора у дыбы.

Руна засияла, заливая ярким желто-оранжевым светом убогую комнатушку. Дети застыли на месте, восхищенно открыв рты. Свет разбудил высокого, мосластого мужика, обильно заросшего волосом и черной бородой, как Соловей Разбойник. Он резко распахнул глаза и тут же заморгал, чуть повернув голову в сторону. Все остальное тело так и осталось лежать неподвижно.

— Что? Пожар? Горим? — забормотал спросонья человек.

— Нет, тятя, — наперебой закричали дети. — Мы магеву привели! Она тебя вылечит!

— Глупыши, — тяжело вздохнул мужчина, пытаясь казаться суровым, но в голосе явственно слышались слезы, растрогался недужный такой заботе. — Вы уж простите их, почтенная, зазря побеспокоили. Не жилец я, отойду скоро, тела не чую, только б их куда пристроить успеть. Совсем ведь без меня пропадут. Да и заплатить нам нечем, все в долги ушло…

— Я разве потребовала отплаты? — с суровым укором (надеюсь, получилось изобразить на физиономии мудрое магевское достоинство) усмехнулась я. — И не хорони себя раньше времени. Давай-ка поглядим, чего стряслось. Говоришь, тела не чуешь? А пошевелить чем можешь?

— Ничего не чую, только голова и ворочается, — пытаясь не выдать страха, каковой всегда нападает на сильных и гордящихся своей силой мужчин, когда их застигает врасплох какой-то недуг, чуток грознее банального насморка, прошептал параличный.