А двадцатого числа начиналось «причастие посвященных», которое связывало людей с божеством. И об этой части мистерий непосвященные не знали ничего. Рассказывать о ней посторонним было запрещено под страхом смерти. И хотя за две тысячи лет в элев-синские мистерии было посвящено множество людей, никто не выдал подробностей ритуала. Но не страх земной смерти заставлял участников держать язык за зубами. Они клялись в сохранении тайны самой Деметре, а лишь Деметра, порождающая хлеб, может дать воскрешение человеку. Только она, рождающая, может возродить. Обмануть Деметру значит умереть навсегда.
— Есть ли смысл запираться, жрец? — разорвал тишину резкий скрипучий голос афинского епископа Климатия. — Указом Феодосия Великого твои мистерии запрещены теперь навечно. Почему бы тебе не сохранить себе жизнь и не рассказать свой секрет? Тогда Бог простит тебя, ибо Бог наш есть любовь.
Иерофант презрительно посмотрел на христианского пастыря и ничего не ответил. Только сейчас он почувствовал, как нестерпимо болят руки, связанные за колонной, к которой он был прислонен спиной. Жрецу было ясно, что прошлое не вернуть, и что мистерии, которые последний раз закончились всего две недели назад, отныне станут лишь воспоминанием. Но пусть уж лучше они будут воспоминанием, чем таинством в руках христиан.
— Он не скажет, — проворчал Хризостом, посланник императора Феодосия. — Этот иерофант не просто главный элевсинский жрец, но одновременно еще и жрец Митры. К тому же он не простой жрец, а посвященный, прошедший все семь ступеней от Ворона до Отца, его бесполезно запугивать смертью. Да нам это и не нужно, сейчас монахи принесут его тайный ларец со святынями, и мы все увидим сами. А если не увидим, то, значит, Господь не пожелал познания нами этого языческого извращения. Наша главная задача уничтожить этот мерзкий культ, а не узнать его секреты.
— И все же, иерофант, — не обращая внимания на слова Хризостома, продолжил епископ, — я не знаю твое новое священное имя, которое по вашим правилам не положено произносить непосвященным, но знаю, что ты не истинный первосвященник. Никто не избирал тебя, ты даже не из рода Эвмолпидов. Прошлый иерофант, которого назначил Юлиан Отступник, был первосвященником законно, а ты — всего лишь самозванец из Феспии, что у горы Геликон. Скажи нам секрет напитка, и мы отпустим тебя, уедешь в свою родную Беотию и проживешь там долгую жизнь. Или умрешь мучительно прямо сейчас. Выбирай.
— Зачем таинство, несущее людям радость, нужно твоей религии смерти, епископ? — нарушил свое молчание иерофант. — Вы возводите безумие в добродетель, сжигаете книги для отречения от разума, почитаете мертвые кости вместо живых людей, восхваляете смерть во имя лучшей жизни в обителях вашего бога, ненавидите весь этот мир во имя любви, но радость и познание вам не нужны ни под каким предлогом. Зачем же тебе эта тайна, епископ?
Климатий еще не успел ничего ответить, когда дверь распахнулась, и в зал вволокли еще двух человек, мужчину и женщину.
— Смотрите-ка, кого нашли! — обрадовался епископ. — Теперь почти все в сборе. И даидух, второй верховный жрец-факелоносец, и иерофантида, верховная жрица Деметры. Не хватает только иерокерюкса и мистагога.
— Ни священный вестник, ни вождь посвящаемых нам не понадобятся, они все равно не владеют тайной, — снова встрял Хризостом, наблюдая, как его личная стража привязывает даидуха и иерофантиду к колоннам рядом с иерофантом. — А вот и священный ларец!
Монахи внесли небольшой ящик, поставили его у ног епископа и, пятясь, удалились из зала.
— Ну что ж, — в последний раз обратился к жрецам епископ Климатий, — у вас есть последний шанс сохранить ваши ничтожные жизни, не знающие света Христова. Покайтесь и раскройте тайну напитка. Только Спаситель может дать истинное бессмертие, ваши лживые языческие боги бессильны.
— Ничто не заставит сказать то, что несказуемо, — ответил даидух. Кровь из разрезанной щеки факелоносца капала на его пурпурную мантию, но он тоже не выглядел сломленным.
Тем временем Хризостом открыл ящик и внимательно изучал содержимое. Епископ Климатий подошел к нему и тоже уставился в пустоту ящика. Лишь на дне лежали листья мяты — растения богини горы, нимфы Менты — и несколько зерен ячменя. Больше там не было ничего.
— Мы и так знаем, что священный напиток кикеон содержит экстракты ячменя и мяты, — разочарованно произнес епископ. — Но здесь нет никаких рецептов, никакого устава мистерий, как я думал…
— Ну нет и нет, — чувствовалось, что Хризостому разочарование епископа совершенно безразлично. — Император приказал мне уничтожить богопротивные таинства, а не искать их истоки.
— Но ведь мы могли бы использовать эти мистерии во славу Господа.
— Наш Господь не нуждается в этой языческой мерзости! — воскликнул Хризостом и сделал знак стражникам. — Именем Христа!
Начальник стражи подошел к иерофанту, сорвал с головы жреца пурпурную повязку и одним махом короткого меча перерезал ему горло.
— Кто разрешил тебе? — гневно прошипел епископ. — Здесь я решаю, кого можно убивать, а кого нет, посланник.