Начало

Юноша обращает взгляд зелёных, как луга бывшей Швейцарии, глаз в город, жадно поглощая его пейзажи и сам образ возрождающегося Рима и будущей культурной, экономической и государственной столицы Империи. Он всё ещё в ужасном состоянии и представляет собой жалкое зрелище – разрушенные дома, сотни тысяч палаток, обращённые в прах монументы культуры и истории, улицы и дороги, от которых остались только ямы и перемешанные с землёй куски асфальта и камня. А люди? Нищие, калеки, лишённые жилья – практически все граждане в критическом бедственном положении, ибо их одежда – тряпки, а еда – помои. Привычная картина для постапакалиптического государства, города, ничего не скажешь. Но всё же он возрождается. Миллионы строителей и тысячи единиц техники. Сотни тысяч тонн пищи и вагоны с ресурсами необходимыми для возрождения Рима уже в пути с юга.

– Юноша, что там видишь?

– Город, господин. – Просто отвечает Данте, убирая волосы с лица, терзаемые ветром. – Возрождающийся город.

– Тогда зачем ты едва не погиб за «просто город»? – Строго изрекает Первоначальный Крестоносец. – Зачем ты тогда вообще с нами пошёл на священную войну, раз видишь тут город и ничего больше? А как же Сиракузы-Сан-Флорен? Он тоже для тебя просто город?

– Там моя родина. – С гордостью в очах ответил Валерон, переместив взгляд далеко в районы разрушенных домов. – Я там вырос. Там жил… – на губах образовалась лёгкая улыбка, – точнее выживал и дружил. Да, там я приобрёл друзей, господин.

– Скажи, парень, так зачем ты ринулся за нами, за святым воинством Его и Канцлера? Почему не помог старым, сгнившим и потерянным в безморалье властям? Там же твой дом и родина?

– В вас я увидел будущее и шанс на возрождение мира, господин. – Увидев настойчивый взгляд тёмно-голубых глаз Джузеппе, смекнул. – Вы хотите сказать, что Рим есть шанс на возрождение? Что город это наше будущее?

– Да, именно это я и хочу услышать.

– Но почему именно Рим? – Удивлённо задаёт вопрос Данте, разводя руками. – Чем этот город так важен?

– Этот город не что иное, как символ и сосредоточение былого величия Божьего. – В ответе, да и самом голосе так и прорывается фанатизм и рвение. – После утверждения своей власти мы можем говорить о возрождении Империи. Нам нужен исторический, культурный и духовный центр всего имперского и теперь он у нас есть и тут мы начнём ковать новый мир. – Ревностно заключил Джузеппе.

– Хорошо, а какое это дело имеет ко мне. Не думаю, что вы меня позвали говорить о Риме. – Обернувшись и облокотившись на подобие стены, сказал Данте.

– Да, Данте. Это был личный вопрос, ничего иного. Я позвал поговорить тебя о «Тенях». Как тебе первые дни?

– Прекрасно. В первые дни я смог поучаствовать в деле становления новой Империи. А к чему всё это, господин?

– Ты знаешь нашу историю? Историю «Утренних Теней»? – В вопросе незаметно для слуха Данте промелькнула наводящая тональность интонации.

– Нет, господин. У вас в библиотеки нет даже книг, посвящённых истории «Утренних Теней».

– Хм, потому что её и нет, юноша. «Утренние Тени» это мой личный гвардейский отряд, который я создал пару лет тому назад. Но вот скажи, что ты знаешь о «Стражах Закатного Завета»?

– Немного, господин. Они существовали на юге, и это был рыцарский орден, который вскоре погиб.

– Не просто рыцари, а свет во тьме. Раньше это было гордое воинство, ставшее наследником древнего ордена, берущим начало от одного из орденов докризисной эпохи. А тот упирается корнями в ещё глубокую древность, которую именуют средневековье. – Взгляд Крестоносца моментально становится ностальгическим, а в голосе слышится некая печаль. – Это были воины чести и верности старым идеалом, во главе с магистром Азарием. Мы несли свет науки и свободы в отдалённые уголки бывшей Италии, но они тушились снова и снова. Мы говорили людям о том, чтобы они скинули оковы гнилой власти и восстали против тиранов, но нас игнорировали. Мы спешили помочь нуждающимся, но от нас отворачивались, считая раскольниками «стабильного», разве что только в своём кризисе, мира.

– Вы, господин? – С круглыми глазами юноши прозвучал вопрос. – Вы были рыцарем?

– Да, я тоже был одним из братьев ордена. Всё до тех пор, пока Южно-Апенниннский Ковенант не отправил против нас армию. К ним ещё и олигархи присоединились. Гнилое воинство захотело нас всех истребить.

– А за что вас покарать хотели, господин?

– За вольнодумие, юноша. Мы были как заноза для тех властей, ибо делали людей свободными. После наших проповедей никто не хотел подчиняться антинародной людоедской власти. Нас назвали отступниками и раскольниками, отправив три полка и корпус наёмников. Три дня мы держали нашу цитадель, пока в живых остался я один, но и жизней нечестивцев мы тогда забрали знатно. Тоскую о том, что не погиб рядом с братьями.

– И что тогда, господин?

– Десять лет я скитался в изгнании, пока не возглавил наёмничью банду. Вместе с ней я позже и примкнул к Канцлеру, отомстив за всё в войне «Нефритового Беса».

– Что вы хотите этим сказать? – Настороженно спрашивает Данте, напрягая слух и мысль.