— А много он обещал заплатить?
— Мешок муки, — вздохнула знахарка.
— Мишка, а давай шкурками отдадим.
— Какими шкурками?
Сестрёнка смутилась:
— Ты просил о них не говорить. Но нынче, поди, можно?
— Говори, — разрешил я.
— У тебя в лесу спрятаны добытые прошлой зимой шкурки. Не один мешок муки будет.
Тётка помотала головой:
— Я не хочу ссориться с вашим отцом.
— Ну зачем же ссориться? — Я воспрял духом от сестричкиного известия. — Машка завтра прибежит домой с печальной вестью: мне снова плохо. И мы поживём у вас лишних две-три… э-э-э, седмицы, — мне вовремя вспомнилось, как тут неделю называют.
— Дурень! Да коли здоров, нельзя говорить, что болен. Надолго слечь можешь и вряд ли уже встанешь.
«Не-е-е, так дело не пойдёт. Нам на ваши суеверия начхать», — подумал я, но вслух сказал другое:
— Нет. Болеть больше не буду, кто бы и что ни говорил. А дома и в поле в таком состоянии, как сейчас, я уж точно долго не протяну.
Софа сначала продолжила буравить меня хмурым взглядом, но постепенно её лицо разгладилось.
— Видимо, ты прав, и неча мне у судьбы лишнее выторговывать. Зима без Снегурки тяжёлая выйдет.
Решил поинтересоваться:
— Снегурка — это кто?
— Её тоже не помнишь? А ведь вы дружили. Собака то моя, три седмицы как околела. Тебя-то лишь в память о ней выхаживать взялась, не жилец ты был.
О как! Любопытные новости. А знахарка-то, похоже, хоронит себя раньше времени. Зимой в лесу без собаки, понятно, тяжко. Но не смертельно же? Да и в деревню, случись что, уйти можно — не прогонят же знахарку.
— Почему бы другую собаку не завести?
— Задерут. Я до Снегурки двух собак держала, всех задрали, а она или сумела договориться с лесными, или просто отвадила зверьё. Как здесь появилась, так до сих пор на огород никто и не покушается. Зайцев каждую неделю приносила, уж кто кого кормил, и не сказать.
— С питанием я помогу.
— Ты себя бы прокормил, Аника-воин.
— Не буду бахвалиться, — пришлось покорно согласиться, — через пару седмиц посмотрим. Вы, если с моими встретитесь, рассказывайте о моём слабом здоровье.
— Скажу, скажу. С курицей-то что делать?
— С какой курицей?
— Так Машка сёдня, увидав, что ты на поправку пошёл, попросила у отца курицу. Суп из неё — первое дело для выздоравливающего.
— А вы говорите, что курица жива и бегает. Ждёт, когда выздоравливать начну.
— Ты очень изменился. Раньше не врал, а теперь у тебя это так легко выходит.
— Просто я понял одну важную вещь.
— Если врёшь, легче жить?
— Нет. Если хочешь выжить, приходится иногда врать. А я хочу не только выжить, но и жить. И хорошо жить. А ещё хочу, — я перевёл взгляд на сестрёнку, — чтобы хорошо жила она. — Потом снова посмотрел на знахарку и продолжил: — И вам тоже хорошей жизни желаю.
— Щедрый ты, — улыбнулась баба Софа.
— Не стоит говорить, что легко быть щедрым, ничего не имея. — Я постарался вернуть улыбку. — Не волнуйтесь, я заплачу за заботу.
— Ну-ну, поживём — увидим.
— И заплачу поболее отца.
Если судить по её задумчивому взгляду, договориться мне удалось.
Глава 2
Утром проснулся в одиночестве. На поляне тишина. Лёгкая пробежка до кустов. О-о, кайф… А это проблема, Саня; постоянно пользоваться ночным горшком, стоящим в углу землянки, не комильфо, знаешь ли. А зимой как быть? В пургу по-быстрому на улицу не выскочишь. Правильно, туалет нужен, а лучше крепкий сарай с туалетом. Мишкин организьм предстоит долго и упорно тренировать, мышцы на скелетик наращивать. В заснеженном лесу или в землянке нормально не позанимаешься, а в сарае можно. Оборудуем небольшой спортзальчик — и вперёд. И замороженные тушки добытых зверей там хранить удобно, и шкурки, с них снятые. Между прочим, если душ поставить, то и мыться без хлопот сможем.
А почему я вчера вечером так резко вырубился? Вроде прилёг всего на чуть-чуть, поболтать ещё хотел, до этого спал почти целый день. Неужели болезнь продолжает сказываться? Помню, знахарка предложила отдохнуть и рукой махнула. Стоп! Опять она в мою сторону рукой махала, и вновь я моментально отключился. У-у-у, один раз — случайность, а два — это… Вот рано ты, Саша, перестал её ведьмой называть, ой рано.
Осмысливая своё пребывание в новом мире, я всё отчётливее понимал: баба Софа догадывается о смене сознания в Мишкином теле. Перед нашей с ней первой встречей я орал чёрт-те что про инопланетян, и она многое слышала. Понять, может, и не поняла, но на заметку уж точно взяла. Потом, говорю я не так, как они, а следовательно, и не так, как говорил Мишка. Подозреваю, построение фраз и, вероятно, акцент у меня другие, даже Машка, слушая мою речь, частенько недоумевает.
Поведение от Мишкиного, скорее всего, тоже отличается, а, если долго жить с человеком бок о бок, изменения в поведении трудно не заметить. Знахарка весь прошедший день присматривалась ко мне, пытаясь выяснить, кто ж он такой, новый вселенец, и чего от него ждать. И похоже, пока не сочли меня опасным для окружающих. Вряд ли мнение полностью составлено, мою персону ещё проверять и перепроверять станут, но кредит доверия, кажется, выписали. Надо оправдывать.