Начало

Перина, изготовленная Гуди, была хорошо взбита и покрыта красивым покрывалом. Ночная рубашка Бет была разложена на одной подушке, а ночной наряд Джесса – на другой. В маленькой комнатке под скошенным потолком оставалось дневное тепло и пахло спелыми плодами и чем-то пряным. Она также пахла разогретой соломой.

Бет подошла к окну и взглянула на небо, где высыпало множество звезд. Они не стали закрывать окно.

Джесс подошел к ней. Окошко было очень маленьким, и они стояли, тесно прижавшись друг к другу – плечо к плечу и бедро к бедру. Бет вдыхала чистоту и тепло тела Джесса.

– Как странно, – заметил Джесс. – Я поражаюсь тому, что случилось с нами, и в то же самое время уже ничему не удивляюсь. А ты?

Они повернулись друг к другу, и Бет прижалась к нему и легко вошла в его объятия.

– Джесс, положи мне руку на грудь, – прошептала ему Бет.

Каждый день, когда Джесс видел, как мать и Бет работают вместе в поле, он испытывал чувство спокойствия, ему было радостно видеть их вместе. Он называл «моя парочка». Так и спрашивал у других работников: «Вы видели «мою парочку» сегодня утром?», «Что-то сегодня «моя парочка» припозднилась. Придется отругать их за это».

Зимой Бет и Гуди работали на соломорезке в сарае, или рубили брюкву, или чинили мешки. Весной они начали выбирать камни со вспаханных полей, прореживали турнепс или свеклу, или мотыжили сорняки в междурядьях между посеянными зерновыми. Летом убирали картофель, заготавливали сено. Джесс приходил к ним – иногда неожиданно, так как не всегда знал, где их нужно искать.

Бет выделялась среди остальных женщин, как голубка среди ворон. Ее сверкающие светлые волосы были аккуратно свернуты вокруг головы, и она держалась с достоинством, но без лишней гордости, как женщина, уверенная в себе.

Джесс не переставал поражаться, что такая женщина принадлежит ему. Он гордился ее выдержкой, спокойным взглядом, тихим голосом. Но еще он гордился и тем, о чем знал только он один. Ее распущенные волосы, закрытые глаза, приоткрытые губы, ее голос, когда она вскрикивала от страсти. Куда он ни шел, он продолжал чувствовать прикосновение ее рук к своему телу и ощущать ее тело, тесно прижавшееся к нему. Из-за того, что происходило между ними, и потому что Бет позволила ему понять самого себя и ощутить свою силу над нею, когда он шагал по полям, он ощущал себя гигантом и нес в себе огромную силу и страшную тайну познания.

Но потом пришло время ожидания их первенца, и Джесс приходил в ужас, видя, как она работает в поле. Ему хотелось накричать на нее и выгнать с поля вон. Но Гуди приказала ему, чтобы он оставил Бет в покое. Три Джимми давали ему свои советы. Каждый в соответствии со своими понятиями.

– Эй, парень, возьми себя в руки, – говорил ему Джимми Шодд. – Я уже прошел через все это и понимаю тебя. Там болит! Здесь болит! Но на самом деле страдает больше мужчина.

– Тебе нужно было прислушаться к моему совету, – сказал Джимми Уингер. – И оставаться холостяком.

– Не волнуйся, Джесс, – успокаивал его Джимми Лин, который когда-то работал пастухом. – Всегда погибает больше барашков, чем ярочек!

Теперь каждый вечер Гуди заставляла его колоть дрова.

– Иди, иди, – говорила она. – Мне не нужно, чтобы такой огромный парень, как ты, болтался у меня под ногами. Тебе нужно заняться делами на улице. Этой зимой нам понадобится много дров, чтобы отапливать домик. Иди, руби дрова до полного изнеможения.

– Может, нам стоит позвать миссис Тьюк?

– Нет, – сказала Бет. – От моей матери мало проку. Она не сможет помочь. Я доверяю Гуди. Она знает, что нужно делать.

Джесс послушно кивал головой, но продолжал сомневаться. Он всегда доверял Гуди во всем, но сейчас вдруг испугался.

– Ну, наверное, она все знает, – сказал он.

– Никаких «ну», – вмешалась Гуди. – Иди и помаши топором. Работай до изнеможения.

И так он работал каждый вечер, пока нарубленные дрова не перевалили через крышу навеса.

В эту осень дни были мягкими и приятными. Почва влажной, но не мокрой. И пахать ее было легко. В особенности на сжатых полях. Погода была настолько хорошей, что как-то в конце октября Джесс увидел, как мимо пролетали три ласточки, спустя четыре или пять недель после того, как основные стаи уже отбыли на юг. Это была пятница, двадцать пятое число. И ему запомнилась эта дата.

Он перепахивал поле, которое назвали «самое дальнее». Когда он каждый раз доходил до его верхней точки, останавливался на несколько секунд, чтобы дать отдохнуть лошадям и посмотреть на Пайк-Хауз. Он ясно видел домик. Тот казался таким маленьким на далеком расстоянии. Из трубы вился дымок. Солнечные лучи играли на окнах. Джессу казалось, что там все застыло и притаилось. Домик стоял один на маленьком отрезке земли, между старой заброшенной дорогой и пустошью.

Джесс стоял и смотрел на дом, напрягая глаза, а потом начинал пахать склоны холма.