Начало

В моральном плане первые несколько часов после припадка Драка стали для меня самыми тяжелыми. Его состояние во время приступа произвело на меня сильнейшее впечатление, внутренним чутьем я сразу поняла, что он умирает, и только мне под силу его спасти.  Осознание ужаса произошедшего  пришло позже, когда все уже закончилось,  мысль о том,  что я могла не успеть, приехать на полчаса позже и увидеть коченеющий труп, обдала меня ледяным холодом. Второе сильное впечатление я получила после того, как нас оставили в комнате одних, Драк немного пришел в себя и обрушил на меня такое количество признаний в любви, что я стала опасаться, не потерял ли он кроме памяти еще и рассудок. К счастью, он настолько ослаб, что на большее его не хватило, через полчаса он затих и, как будто, даже задремал, проверять я не рискнула, просто лежала рядом с ним и в который раз размышляла о том, есть ли выход из тупика, в котором я оказалась. Картинка вырисовывалась безотрадная: с одной стороны мне было безумно жаль Драка и, по-человечески, хотелось хоть как-то ему помочь, потому что медицина в его случае была бессильна. Но маленькая и циничная часть меня упрямо твердила, что по большому счету проблемы Драка – это проблемы его и его семьи. Я в который раз размышляла о том, что несколько раз пыталась покинуть этот дом, но каждый раз возвращалась обратно. Однако стоило мне остаться с Драком наедине, как меня начинали одолевать панические мысли о том, не совершаю ли я чудовищную ошибку, идя на поводу у собственного сострадания? Не буду ли я жалеть о принятом решении, если в один прекрасный день Драк научится обходиться без меня? Не разрушаю ли я свою жизнь собственными руками?

Семья Драка заняла по отношению к нему странную и совершенно непонятную мне позицию невмешательства. Мне даже начинало казаться, что они избегают нашего общества и пытаются как-то оградиться от него и его болезни. Я по привычке судила о них с человеческой точки зрения, забывая, что она могла не соответствовать их, драконьим, представлениям о семье и родственных отношениях. Ведь может статься, что в их традициях решить оставить своего сына и брата на мое попечение и вообще забыть о его существовании? Может у них так принято, как принято не переживать из-за ранений. Пока ничто не опровергало моих выводов. Драку оказывали помощь, но как только ему становилось лучше, то семья тут же растворялась в недрах дома, не показываясь на глаза.  Время от времени, даже мелькала мысль о том, что меня считают сиделкой, на которую за умеренную плату можно свалить все хлопоты по уходу за больным родственником.  Однако спустя несколько часов Эсмириль решительно и недвусмысленно доказала, что понятия о семейных ценностях у людей и Драконов одинаковые. Она, с поистине неистовой силой, обрушила на нас свою заботу, переселила в другую часть дома, приставила ко мне служанку, сделала внушение Драку, поделилась кое-какими вещами и старательно делала вид, что с ее братом ничего особенного не происходит. Ее решительные действия и совместные с Аль уверения в том, что мне будет оказана их помощь и содействие, заставили меня устыдиться. Как мне потом объяснила Эс, на семью болезнь Драка произвела еще большее впечатление, чем на меня, и они просто растерялись, не зная, как ему помочь и как себя вести, чтобы не навредить ему еще больше. В конце концов, я приняла решение остаться с ними и съездить в их мир, о чем в тот же вечер сообщила Бруну.  После того, как я определилась, мне стало легче, и даже странная болезнь Драка не пугала, как раньше.