Начало династии

— Я люблю вас, — сказал Рамон. — Такой, как вы, я еще не встречал. Мне бы хотелось стать королем Французским. Тогда мы с вами были бы едины. Что скажете на то, мое величество? Готовы так же прямо мне открыться?

— И я еще не знала вам подобного. И я хотела бы стать вашей королевой.

— Тогда, Элинор, зачем бежать нам от того, что наше, только наше?

— Лишь потому…

— Лишь потому, что мы состоим в родстве?

— Но вы ведь в самом деле дядя.

— Но в самом деле вас люблю, Элинор.

Раймон обнял ее, и все ее упорство улетело. Она смеялась. Какие условности могли мешать ей? Ей, любовь восхваляющей, любовь поющей? Разве она испугается любви, столкнувшись с ней наяву? Вот он, ее главный подвиг в жизни! Раймон — герой ее романсов, любимый из ее девичьих снов. Элинор презирает короля Франции. Она любит князя Антиохийского.

Не в характере обоих колебания. Все препятствия смело отброшены. В тот день Элинор и Раймон стали близки.

* * *

Теперь он часто стал сопровождать Элинор в поездках; они отделялись от остальных и скрывались в известном одному ему укромном местечке. Там у них проходили любовные рандеву, в маленьком домике на территории одного из дворцов. Никто из придворных там не показывался, и им не мешали. Возможно, там князь встречался ранее и с другими женщинами, но Элинор это не смущало. Она считала, что эти их отношения не могут сравниться ни с чем, пережитым ранее. Ей двадцать шесть, ему — сорок девять; для нее он любовник прекрасный. Его опыт восхищал ее; сравнивая его с Людовиком, она горько сетовала на судьбу, связавшую ее с королем.

Этой любви она предалась страстно, безрассудно. Уже кто-то, наверное, прознал о ее связи, но ей все равно. А что, если станет известно его жене? На этот вопрос, заданный себе, Элинор только пожимала плечами: Раймон не первый раз изменял супружеской клятве, и той это хорошо известно. А потом, не познав других женщин, как он мог открыть в ней единственную и неповторимую? А если узнает Людовик? Элинор махнула ручкой. Ну и пусть; пусть знает, что на свете есть настоящие мужчины.

Так любовники продолжали свои встречи, и Элинор теперь казалось, что мучительный путь до Антиохии она проделала не зря. Князь говорил, что обожает ее, что не знает, как жил без нее. То было скучное и бессмысленное существование, которое не стоило и вести.

Сейчас они лежали в зеленой беседке под охраной слуг Раймона, а он говорил о своих планах, как сделать, чтобы Элинор была с ним:

— Надо уговорить Людовика остаться здесь.

— Он ни за что не останется. Он страшно упрям. Помешался на том, что должен попасть в Святую землю и замолить свои грехи. Его все еще мучают сны о Витри-Сожженном. Его ни за что не уговорить.

— Позволь мне предложить свой план. Ты его поймешь, я не сомневаюсь. Прежде чем излагать его королю, мне хочется обсудить его с тобой. Может быть, тебе удастся лучше все ему объяснить. Мы окружены неверными и постоянно подвергаемся нападениям. Французов тут живет немного, и, хотя народ храбрый, сил слишком мало, чтобы удержать эту землю. Без подкрепления нас со временем сарацины уничтожат. Алеппо, главное гнездо врагов, расположен недалеко от Антиохии. Только укрепившись здесь и захватив угрожающий нам Алеппо, мы сможем упрочить влияние христианства в этом крае, а именно через него проходит единственный путь в Святую землю. Без него Святая земля для христиан окажется закрытой.

— Ты предлагаешь ему остаться, чтобы вместе осадить сарацин в Алеппо?

— Да. Людовику следовало овладеть Константинополем. Он мог это сделать, и я слышал, что епископы это ему настоятельно советовали.

— Но там правит Мануэль.

— Коварный грек! Он нам не друг.

— Ты думаешь, это он ввел в заблуждение Конрада?

— Ничуть не сомневаюсь. В этом и кроется причина почти полного разгрома немцев.

— Тогда греческий император Мануэль тебе такой же враг, как сарацины.

— Я мечтаю, чтобы он пал. Ведь правители Антиохии — вассалы императора. Он для меня властелин, который в любой момент может прийти сюда с войском, во много раз сильнее моего, и отнять у меня Антиохию. Мне нужно убрать этого человека. Хочу сделать этот район Средиземноморья дружественным для христиан, а путь паломников в Святую землю безопасным.

— Думаешь, тебе Людовик тут поможет?

— У него есть войско.

— Сильно обескровленное.

— Но воины хорошие. Само присутствие французских рыцарей на этой земле воодушевляет христиан и вселяет страх неверным. Людовик попал в засаду, но перед тем одержал блестящую победу. Если бы он попытался взять Константинополь, он наверняка бы им овладел.

— Так что я должна сделать?

— Людовик тебя слушается. Все в один голос твердят это. Надо попытаться убедить его стать на мою сторону, отложить поездку в Святую землю и заняться срочным делом, которое будет лучшей службой Господу.

— А также нам двоим… Я поеду с войском и буду в одном лагере с тобой.

Раймон не был в этом уверен, но промолчал.

— Поговори с Людовиком, — сказал он. — Только не открывай всех планов сразу.