Читаем Начало. Дневник помощника прокурора полностью

Я просочился к прокурору раньше других. По Калмыкову шеф тоже начал, было, с того, что надо сажать фельдшера. Потом передумал, предложил посадить дежурного по м/вытрезвителю. В отличие от Солдатовой я его быстро убедил, что это невозможно. Зато шеф напрочь отказался утверждать мои постановления: - А Беляев на что?

- Беляев Вас замещает, а я Вам помогаю.

- Да она, сука, с ума что ли сошла? У Беляева что, своих обязанностей нет? Отсылайте так!

И не стал ничего утверждать.

Долго судили-рядили с материалом по Зельникову. Игорь Яковлевич против возбуждения уголовного дела, шеф – за. Я меж двух огней. Но, склоняюсь к мнению, что дело возбудить всё же нужно. Игорь Яковлевич высказывает опасения, что потом не отпишемся, поскольку одно дело уже есть, их придётся соединять и идти в Республику за отсрочкой (основание есть).

В конце концов, Игорь Яковлевич заявил, что таким надзором заниматься не желает и, расстроенный, ушёл. Шеф настоял на возбуждении уголовного дела по ст. 94 УК. Что касается дела, возбуждённого на ментов 46 о/м по жалобе Волчкова, то велел его вчистую прекратить.

Заходили: Машков (92 о/м), Лаврухин (29 о/м), Прохоров (ОБХСС).

МВТУшник меня надул. На работе его не оказалось, своих ДНДшников он не прислал. Пришлось звонить евонному начальнику. Тот обещал завтра всё выяснить. Но уж очень много оговорок было с его стороны.

Мент из м/вытрезвителя так и не пришёл. Как появиться, самолично морду набью. А пока позвонил Чёрному. Тот разразился потоком нецензурной брани. Обещал устроить этому Яковлеву весёлую жизнь. Попросил его прислать Яковлева завтра к 10-00.

Вернулся внешатник. Привёз справку из 36-ой горбольницы. Расшифровки состава наряда нет. Но я нашёл в документах фамилию «Косолапов». В больнице таких врачей нет. Наудачу позвонил в Центральную подстанцию «скорой помощи». Есть у них такой врач (всего по Москве 40 подстанций), но находится на больничном.

Велел внештатнику завтра в 9-00 быть на этой подстанции и всё выяснить. Есть версия, что МВТУшники в колхозе на сельхозработах.

На том день и кончился.

Вчера во второй половине дня на рабочем месте застрелился стажёр Севастопольской прокуратуры.


16.09.1983


Неожиданно явился Яковлев из м/вытрезвителя. Ни хрена он по Леншину не помнит.

Вернулся внештатник. Косолапов действительно ездил 25.02.1983 г. в м/вытрезвитель, забирал Леншина. Установлен состав бригады: водитель, фельдшер, врач.

Врач, как уже известно, на больничном. Фельдшер в декретном отпуске. Работает только водитель. Но сегодня он в отгуле. Выяснил все домашние телефоны. Водителя нет дома. Фельдшер ничего не помнит, приехать в прокуратуру не может. Врачу завтра в поликлинику. На обратном пути, может быть, зайдёт ко мне. Официальную справку подстанция даст только в понедельник.

Следом заявилась жалобщица, 1898 г. рождения, у которой повесилась сестра. Долго рассказывала мне про сестру и её связи с КГБ. Просила разыскать журналиста, которому её сестра весьма доверяла и визитная карточка которого была положена самоубийцей на видное место (перед смертью).

Позвонил в Союз журналистов. Такого журналиста не нашли, о чём я заявительнице и поведал. В ответ она сказала, что этот журналист, видимо, комитетчик. Я посоветовал ей обратиться по подведомственности. На том и расстались.

Позвонили из МВТУ. Дали координаты дружинников. Они в Москве. С двумя договорился о встрече. Не очень твёрдо, но обещали быть в понедельник. Третьего не разыскал.

Сдал на машинку постановление о возбуждении уголовного дела по Зельникову. Ст. 94 УК там нет. Чистая ст. 170 УК.

Заявился Михаил Трофимович. Ищет новое постановление Совмина по ГАИ. У нас нет, и не пахнет. Приезжали: Королёв (46 о/м), Щербаков (всё-таки его назначили замом по УР 92 о/м), Глазов (ОБХСС). Все за консультациями.

Выдали аванс – 60 рублей наличными.


17.09.1983


Притащился на работу часов около 10-00. Контора на замке. Реуцкой, которой отдал вчера ключи, нет. Хорошо, что дома оказалась Нинка, пришла, открыла мне дверь.

Сижу, жду. Неожиданно позвонил Олейников – водитель «скорой помощи». Я его тут же вербую на поездку. Звонит через несколько минут – диспетчер не отпускает.

- Тогда, ждите. Возможно, найду Вас на рабочем месте.

Косолапова всё нет. Отписал жалобу по самоубийству. Изготовил фототаблицу с изображением Леншина. Фотокарточку оторвал от его профдела (там ещё есть). Скрепил сей документ профсоюзной печатью (за неимением другой).

Пришлёпала Реуцкая – была в магазине. Потом появилась Алексеенко. Время к 12-00. Косолапов не идёт. Звоню ему домой. Женский голос: - Ушёл в поликлинику.

Притащилась жалобщица (н/л) – её чем-то 29 о/м обидело. Маргарита эту жалобщицу знает по комиссии (переболела всем, чем можно). Реуцкая хочет принять у неё жалобу. Я говорю: - Не спеши, дай, сначала я её прочту.

Только углубился в чтение, появился Косолапов. Я уж не знаю, куда его усадить, а ему сидеть нельзя – радикулит. Так большую часть беседы и простоял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное